| 229436 | ZYCHOWICZ, CORBYN JASON | 07.06.2021 | 0
F47 | F47 | F47 | Николай Петрович Богданов-Бельский (1868-1945) — Николай II (1868-1918), Император России
Написанный русским художником-реалистом Богдановым-Бельским, этот портрет Императора почти наверняка был подарен Эдуарду VII после их смерти. встреча в Ревеле в июне 1908 года, но перед императорским визитом в Коуз в августе 1909 года.Это уже было записано Лайонелом Кастом в Центральном зале Букингемского дворца в его опубликованном каталоге за 1909 год. Николай II одет в форму 2-го драгуна (Royal Scots Greys), которой он был назначен главнокомандующим. 1894. На фотографиях, сделанных в Балморале в 1896 году, запечатлена няня в полной униформе полка (и, возможно, это была ссылка на художника (RCIN 2160254)). Император носит звезду и ленту Подвязки и Королевскую Викторианскую цепь, звезды орденов Святого Андрея и Александра Невского, а также знаки ордена Святого Владимира, Датского ордена Даннеброга и Греческого ордена Святого Петра. Искупитель.
Расположив портрет на фоне элегантного северного фасада и двойной колоннады Александровского дворца, художник создал полностью вымышленную сцену, соединив террасу с ее богато украшенным железным балконом с восточного крыла дворцового здания c . 1896 г., Сильвио Дагнини (1867–1942), добавлен как часть реконструкции дворца в рамках подготовки к резиденции Николая II и его семьи. Доступ на балкон был из анфилады комнат Императрицы, затем он огибал южную сторону здания, а ступеньки спускались к кабинету Императора.Тем не менее, эта структура придает живописи прекрасную декоративность и фигурирует на многочисленных современных фотографиях.
Богданов-Бельский родился в крестьянской семье в Смоленской области, обучался у Ильи Репина (1844–1930), крупнейшего художника-реалиста России, а затем в Париже. Помимо портретов, он отдавал предпочтение жанровым и деревенским крестьянским сценам; этот портрет иллюстрирует некоторые аспекты его стиля, особенно использование усиленного цвета и богато нанесенного пигмента. Отрывки краски, например, изображение сирени, растущей за завитками балкона, предполагают близость к художнику-символисту Виктору Борису-Мустову (1870–1905).Действительно, присутствие сирени на картине может косвенно указывать на императрицу, чьим любимым растением и оттенком было это растение. Недавняя консервация выявила яркость оригинального портрета, а также то, что художник использовал два разных белых пигмента (свинцово-белый и цинковый) и несколько раз переделывал определенные области, особенно небо.
Николай II (1868-1918) сменил своего отца, царя Александра III, в 1894 году стал последним царем России. В том же году он женился на принцессе Александре Гессен-Дармштадтской, от которой у него было четыре дочери — Ольга, Мария, Татьяна и Анастасия, а также сын Алексис.Николай был свергнут во время русской революции, и он и его семья были убиты большевиками в 1918 году. Он был связан с королевой Викторией браком; как принц Уэльский, ее сын Эдуард женился на Александре, дочери короля Дании; Сестра Александры Мария вышла замуж за царя Александра III, и Николай был их ребенком.
Богданов-Бельский (1868-1945) учился в Московском художественном училище, а в 1883 году — иконописи в Троице-Сергиевой лавре. После 1921 года работал исключительно в Риге, Латвия.Он был членом нескольких важных обществ, таких как Общество Архипа Куинджи, председателем которого он был с 1913 по 1918 год.
Текст взят из Россия: Искусство, Роялти и Романовы , Лондон, 2018
Краткое знакомство с Россией с сексуальной революцией
Еще в 90-е, когда я был молодым потребителем средств массовой информации, меня иногда поощряли созерцать эрекцию Руперта Медведя, обычно по указанию BBC или какой-то другой газеты, поскольку ответственные за бэби-бумеры вспоминали сексуальную революцию своей молодости. .
Феликс Деннис тоже всегда был вовлечен; Покойный издатель Maxim и Bizarre никогда не уставал рассказывать журналистам о судебном процессе по делу о непристойности в Оз, понимаете, и о том, как он и его друзья навсегда изменили Британию, изобразив второго любимого медведя страны в состоянии припухлости.
Заведение возмутилось! Был суд! Вмешался тот парень, который написал «Рэмпол из Бейли»! Он защищал права Денниса и компании. публиковать изображения детских персонажей с огромным промахом: в конце концов, вы не можете остановить прогресс.
Так получилось, что в те безмятежные дни Британии Блэра казалось, что социальная, сексуальная и культурная революция, начавшаяся в 1960-х годах, завершилась, и осталось лишь несколько нерешенных вопросов. Поверженный истеблишмент теперь существовал только в зернистых черно-белых кадрах, на которых все, даже дети, были одеты, как ваши бабушка и дедушка. Мэри Уайтхаус, последняя выжившая в этой эпохе, все еще появлялась на телевидении; молодые ведущие будут наживать ее, как медведя, да еще и того, который скоро вымрет.
И все же, если бы она просто продержалась, скажем, пока ей не исполнилось 110 лет, миссис Уайтхаус дожила бы до кардинальной перемены во взглядах. В сегодняшних университетах леволибералы, когда-то насмехавшиеся над ней, установили кодексы блудодеяния, требующие от молодых людей запрашивать разрешение на каждой стадии полового акта. Это не совсем так, как ожидание брака, но это, безусловно, значительно усложняет процесс вступления в брак, в то время как неправильное решение может привести к публичному позору или необратимому разрушению карьеры.
И хотя все порно и приложения для секса встретили бы ее неодобрение, миссис Уайтхаус могла бы по крайней мере утешиться тем фактом, что молодые люди в любом случае мало этим занимаются. Я подозреваю, что ей также понравилось бы падение всех тех голливудских типов, которые так много сделали для более низких стандартов.
Конечно, мир всегда меняется, так что, возможно, нам не стоит удивляться этой сексуальной контрреволюции; тем не менее, я думаю, что большинство из нас были застигнуты врасплох.
Однако десятилетия нарциссической пропаганды бумеров, прославляющей культурные вехи, такие как стояк Руперта Медведя, заслонили тот факт, что наша сексуальная революция не была первой и даже не первой, кому бросили вызов. Фактически, СССР опередил нас по обоим пунктам на полвека.
Большевики, как и многие радикалы до и после, считали семью и поддерживающие ее институты ужасно деспотическими препятствиями на пути к новому, более совершенному миру.Решив покончить со старым, они начали свою социальную революцию почти сразу после Октябрьской революции.
До конца 1917 года режим заменил церковный брак гражданским браком, а также установил закон о разводе без вины, который требовал лишь краткого судебного слушания, если обе стороны согласились разорвать союз. Развод все еще возможен, даже если этого хочет только один человек; просто потребовалось немного больше документов. Другой участник получит открытку, сообщающую ему об этом.гомосексуальность был декриминализован в 1917 году, и понятие незаконности было отменено; все дети были законнорожденными.
Женотдел, Женский отдел Центрального комитета, был основан в 1919 году с целью «переделать женщин». Возглавляемая предполагаемой любовницей Ленина Инессой Арман, а затем известной большевисткой Александрой Коллонтай, «Женотдел» лоббировала легализацию абортов, что, как и следовало ожидать, последовало в 1920 году.
Коллонтай хотела полностью освободить женщин от «рабства брака»: проводились эксперименты в области общинной жизни и предпринимались попытки поощрять / внедрять новые модели семьи через переосмысление того, каким должен быть «дом».Одним из известных примеров является «Наркомфин», шестиэтажный жилой дом в Москве, в квартирах которого не было кухонь, так как все должны были есть вместе в общих обеденных зонах. Общие детские сады, спортивные залы и прачечные также были частью грандиозного дизайна. Женщины будут освобождены для работы и будут строить социалистическое будущее вместе с мужчинами.
Таким образом, к 1920-м годам законы и идеи, на появление которых на Западе потребовалось еще полвека, стали реальностью в СССР. Тем не менее, было еще много впереди, и некоторые члены коммунистической элиты излагали идеи, которые не звучали бы неуместно в коммуне хиппи в Сан-Франциско 1960-х годов.Коллонтай, известная своими отношениями с гораздо более молодыми товарищами, верила в свободную любовь, отстаивала «эротическую дружбу» между мужчинами и женщинами.
Ленин не одобрял, но она была не одинока в своих взглядах. Николай Крыленко, советский прокурор и известный советский правовед, который в конечном итоге поднялся до должности наркома юстиции, заявил, что свободная любовь является «конечной целью» социалистического государства, и ему безразлично, может ли это привести к примеры многоженства или многомужества.
Но как только эти революционные идеи были воплощены в жизнь, все очень быстро запуталось. Коммунисты думали, что их реформы устранят проституцию, но в Саратове женщин вместо этого «национализировали», а мужчинам разрешили удовлетворять свои животные потребности в законных публичных домах. В древнем городе Владимире среди куполов церквей было установлено «Бюро свободной любви»; женщинам в возрасте от 18 до 50 лет предлагалось зарегистрироваться, чтобы им можно было назначить сексуального партнера — нравится им это или нет.
Развод по требованию также имел недостатки. Количество разводов резко возросло и было в 26 раз выше, чем в Европе; Между тем к середине 1920-х годов половина всех зарегистрированных браков в Москве закончилась разводом. Мужчины значительно чаще инициировали развод, чем женщины, и использовали это как уловку, чтобы избежать своих обязанностей. Поступали сообщения о серийных браках и о том, что «летние невесты» быстро бросаются, а женщины остаются одни, чтобы содержать своих детей, и все это произошло, когда огромное количество детей остались без крова в результате гражданской войны.
Новые образы жизни, которые казались такими привлекательными на странице — а радикальные писатели, такие как Александр Богданов и Николай Чернышевский, исследовали многие из этих идей в художественной литературе до того, как большевики воплотили их в жизнь, — имели непредвиденные последствия, однажды примененные к реальному миру.
Совершенно неожиданным последствием стало резкое противодействие новым законам, причем как сверху, так и снизу. Переломный момент наступил в 1926 году, когда был внесен законопроект, в котором предлагалось убрать различие между зарегистрированными и незарегистрированными браками, тем самым предоставляя всем одинаковые законные права, и который фактически полностью отменил этот институт.
Несколько высокопоставленных коммунистов не одобрили эту идею и открыто выступили против нее; Однако более поразительным является яростное и очень публичное противодействие многих представителей рабочего класса и крестьян, которые посещали собрания по всей стране, чтобы выразить свою тревогу по поводу хаоса, который новые правила принесли в их общины, что привело к антиутопическим социальным сценариям подобного рода. Теодор Дэлримпл описывал в своих колонках только с увеличением.
Один интересный рассказ очевидца того периода содержит рассказы о разведенных подростках, брошенных крестьянках, мальчиках, «меняющих жену со сменой времен года» и многом другом.В частности, выделяется одна фраза, поразительно соответствующая нашему времени, поскольку автор описывает «атмосферу мучений, отвращения и разочарования, которая пронизывает сексуальные отношения».
Эта общественная реакция была предвестником серьезного сдвига во взглядах, который лежал не за горами и который будет навязан сверху сталинским режимом. Таким образом, в 1934 году гомосексуальность был повторно криминализирован, а аборты объявлены вне закона в 1936 году. Развод оставался законным, но в закон были внесены поправки, направленные на борьбу с «легкомысленным отношением к семье и семейным обязанностям».
Коммунистическая лига молодежи, члены которой были в авангарде сексуальной революции, переключилась на поддержание нравственности и позор тех, кто занимался сексом до брака или иным образом нарушил новые консервативные нормы. Строительство здания Наркомфина не было завершено, как планировалось; его жители добавили к своим квартирам частные кухни. Что касается защитников свободной любви, то Николай Крыленко был подвергнут чистке в 1938 году и казнен в рамках правовой системы, которую он помог создать, в то время как Коллонтай дожила свои годы в качестве дипломата в разных скандинавских странах, совершенно молчаливо, когда Сталин отменил законы, за которые она боролась. и убил ее бывших любовников.Сексуальная революция закончилась.
Но революции оставляют свой след, даже когда они сталкиваются с контрреволюциями; идеи, однажды задуманные, не могут быть необдуманными. В 1955 году аборты были повторно легализованы, и хотя процент разводов снизился с астрономических уровней 1920-х годов, они оставались высокими до конца советского периода. гомосексуальность был легализован после распада СССР в 1993 году.
Что касается сегодняшней России, то ее возглавляет самопровозглашенный защитник традиционных ценностей, который носит большие кресты и недавно был повторно крещен в проруби, но это не помешало ему развестись во время пребывания в должности.Аборт также является законным, как и гомосексуальность, хотя печально известный закон 2013 года, запрещающий «пропаганду» гомосексуализма среди людей моложе 18 лет, остается в силе.
Опыт СССР подсказывает нам, что куда бы нас ни привела наша продолжающаяся контрреволюция, конечный пункт назначения вряд ли будет тем, чего кто-либо ожидает, и не будет таким окончательным, поскольку беспорядочная реальность жизни всегда подрывает идеалы каждого истинно верующего. Мэри Уайтхаус 2.0: «На этот раз она проснулась», в конце концов, все будет по-своему.Однако я знаю. подозреваю, что дни празднования фаллоса Руперта Медведя в значительной степени закончились.
История 140T — Fin-de-Siècle Россия
Класс № 2: историческое понимание, визуальные источники и имперские образы
Класс № 4: Империя, нация и национализм
Класс № 6: Крестьянство: изоляция и застой или адаптация и интеграция?
Класс № 8: Религия, модернизация и идентичность
Класс № 9: Переделка городской России
Класс №13: Медный всадник
Класс № 14: Авангардные реакции на 1905 год: модернизм
Класс № 2: Историческое понимание, визуальные источники и имперские изображения
Из Альбом семьи Романовых (фотографии императрицы и ее дочерей):
1. Благотворительный базар: Подготовленная комната
2. Благотворительный базар: Императрица Александра продает товары
3. Благотворительный базар: переполненная комната
4.Императрица Александра и ее дочери в качестве медсестер в Первой мировой войне
Изображения из Николай и Александра:
1. Коронация Николая II
2. Император Николай II вручает знамя пехотного полка
3. Придворное платье императрицы Александры
4. Форма главнокомандующего великой княгини Ольги
5. Дворянский бал в Санкт-Петербурге
6. Речь императора Николая II на открытии Первой Думы
7.Военное знамя (1)
7. Военное знамя (2)
7. Военное знамя (3)
7. Военное знамя (4)
7. Военное знамя (5)
7. Военное знамя (6)
8. Николай, Александра и другие в костюмах для бала, 1903 (1)
8. Николай, Александра и другие в костюмах для бала, 1903 (2)
8. Николай, Александра и другие в костюмах для бала, 1903 (3)
8. Николай, Александра и другие в костюмах для бала, 1903 (4)
8.Николай, Александра и другие в костюмах для бала, 1903 г. (5)
8. Николай, Александра и другие в костюмах для бала, 1903 (6)
9. Император Николай II, императрица Александра и их дети
Яйцо Фаберже:
Императорское трехсотлетнее яйцо (1)
Императорское трехсотлетнее яйцо (2)
К началу
Класс № 4: Империя, нация и национализм
Карты
Картины из Русский музей:
1.Василий Суриков, «Покорение Сибири Ермаком», 1895 г.
2. Илья Репин, «Запорожские казаки пишут издевательское письмо турецкому султану», 1880–1891.
3. Василий Верещагин, «Шипка-Шейново (Скоболев под Шипкой)», до 1890 г.
Фотографии из М. Лион, Россия в оригинальных фотографиях, 1860-1920:
1. Абхазский Чифтан (Кавказ), гр. 1890
2. А Хабардин (одна из крупнейших кавказских групп)
3. Собор Св.Александра Невского (постройки 1894-1912), Саксонская площадь, Варшава, польша, гр. 1912
4. Магазин продавца в Тифлисе, Грузия (Кавказ)
Фотографии из K. Fitzlyon et al., До революции:
1. Императрица Александра с эмиром Бухары в Императорской резиденции в Крыму, 1909 г.
2. Бурятские воины забайкальского казачества
3. Калмык Чифтан и телохранитель
4. Тифлисская ветвь голоса Его Учителя, ок.1914
Фотографии из С. М. Прокудин-Горский, Фотографии для царя:
1. Китайский мастер-чаевод Лау Джен-джан (Грузия, Кавказ)
2. Чайные сборщики, гречанки и девушки (Грузия, Кавказ)
3. Весовая, Чаквинский комбинат чая, близ Батуми (Грузия, Кавказ)
К началу
Класс № 6: Крестьянство: изоляция и застой или адаптация и интеграция?
1.Николай Богданов-Бельский, «Устная расплата», 1895 г.
2. Николай Богданов-Бельский, «На паромной пристани», 1915 г.
3. Сергей Иванов, «Смерть крестьянина-переселенца», 1889 г.
4. Сергей Коровин, «Собрание сельской общины», 1893 г.
5. Николай Орлов, «Сборы налогов», 1895 г.
6. Николай Пимоненко, «Сенокос», 1907 г.
К началу
Класс № 8: Религия, модернизация и идентичность
1.Василий Перов, «Деревенский крестный ход с иконами на Пасху», 1861 г.
2. Василий Перов, «Чаепитие в Подмосковных Мытищах», 1862 г.
3. Василий Перов, «Трапеза в монастыре», 1865–1876 гг.
4. Михаил Нестеров, «Духовный отшельник», 1888–1889.
5. Михаил Нестеров, «Видение отроку Варфоломею», 1889-1890 гг.
6. Михаил Нестеров, «Закрыв покрывало», 1898 г.
7. Андрей Карелин / Иван Шишкин, Нижегородский Крестовоздвиженский монастырь, 1870 г.
8.Максим Дмитриев, Вид на Свято-Серафимо-Печальский женский монастырь, Понетаевка, 1890-е гг.
9. Илья Репин, «Крестный ход в Курской губернии», 1880–1883 гг.
10. Илларион Прянишников, «Крестный ход», 1893 г.
11. Максим Дмитриев, Ежегодный крестный ход с чудотворной иконой Богородицы Оранки, подъезжая к городу Нижнему Новгороду, 1890-е гг.
12. Максим Дмитриев, Ежегодный крестный ход с чудотворной иконой Богородицы Оранки, прибытие в центр города, Нижний Новгород, 1890-е гг.
13.Василий Максимов, «Больной муж», 1881 г.
14. Василий Вершагин, «Смертельно раненый», 1873 г.
15. Василий Поленов, «Московский дворик», 1902 г.
16. Исаак Левитан, «Вечерние колокола», 1892 г.
17. Николай Ге, «Тайная вечеря», 1866 г.
18. Иван Крамской, «Христос в пустыне», 1872 г.
К началу
Урок № 9: Переделка городской России
Картины из Бродячие и Русский музей:
1.Абрам Архипов, «Прачки», 1901 г.
2. Клавдий Лебедев, «Увидеть сына», 1894 г.
3. Владимир Маковский, «Банкротство», 1881
4. Владимир Маковский, «На бульваре», 1886–1887 гг.
5. Владимир Маковский, «Постоялый двор», 1889 г.
6. Владимир Маковский, «Чаепитие», 1875-1897 гг.
7. Наталья Гончарова, «Велосипедист», 1913 г.
8. Борис Кустодиев, «Купчиха за чаем», 1918 г.
Архитектура Русский модернизм и Уильямс Брамфилд, Истоки модернизма в русской архитектуре:
1.В. М. Васнецов, В. Д. Поленов, Церковь иконы Спасителя в Абрамцево, 1881-1882 гг.
2. Васнецов В.М., Третьяковская галерея, Москва, 1902–1905
3. Роман Мельцер, Ортопедический институт, Санкт-Петербург, 1902–1905
4. В. Д. Поленов, Студия «Аббатство» на Поленова, под Тарусой, 1904 г.
5. С. И. Вашков, Церковь в селе Клязьма, Подмосковье, 1913-1916 гг.
6. Малютин С.В., Дом Перцова, Москва, 1905–1907
7.С. В. Малютин, Дом Перцова, Москва, фрагмент, 1905–1907
8. В. Ф. Валькот, Гостиница «Метрополь», деталь фасада М. А. Врубеля, со скульптурами Н. А. Андреева, Москва, 1899–1906
9. Ф. О. Шехтель, Дом З. Г. Морозовой, Москва, 1893
10. Ф. О. Шехтель, Дом З. Г. Морозовой, Гостиная, Москва, 1893
11. Ф. О. Шехтель, Дом А. И. Дерожинской, Москва, 1901–1902
12. Ф. О. Шехтель, Дом А. И. Дерожинской, Москва, интерьер, 1901-1902 гг.
13.Ф. О. Шехтель, Дом А. И. Дерожинской, Москва, интерьер, 1901-1902 гг.
14. Ф. О. Шехтель, Дом Степана Рябушинского, Москва, 1900–1902
15. Ф. О. Шехтель, Дом Степана Рябушинского, Москва, Фрагмент мозаики, 1900–1902
16. Ф. О. Шехтель, Дом Степана Рябушинского, Москва, боковой фасад, 1900-1902 гг.
17. Ф. О. Шехтель, Дом Степана Рябушинского, Москва, интерьер, 1900-1902 гг.
18. Ф. О. Шехтель, МХАТ, Москва, 1902
19.Ф. О. Шехтель, А. А. Левенсон, Москва, 1900
20. Алексей Бубер, доходный дом, набережная Фонтанки, Санкт-Петербург, 1910-1911
21. Гавриил Барановский, Елисеев дом, Санкт-Петербург, 1902–1904
Нижегородские сцены:
Картины из Передвижники:
1. Алексей Боголюбов, «Сцена из Нижнего Новгорода», 1878 г.
Фотографии из Максим Дмитриев:
1. D.В. Сироткин, мэр Нижнего Новгорода, председатель биржевой комиссии, 1913-1917 гг.
2. Купец Михаил Рукавишников
3. Члены кредитного комитета Ярмарки банк
4. Свадьба купца М. Н. Блинова
5. Женщины благотворительного общества при губернаторе области М. Н. Шрамченко
6. Городские пожарные с губернатором Хвостовым А.Н. (в первом ряду пятый слева)
7. Члены Красного Креста
8.Главная улица (Большая Покровка), справа — Театр
9. Дом Труда имени Михаила и Любови Рукавишниковых
10. В Доме Труда
11. Здание Государственного банка, 1913 г.
12. Нижняя набережная, по Волге. Выставочный комплекс через реку
13. Мукомольная фабрика братьев Блиновых, д. Филипповка Семеновского района
14. Ж / д вокзал и пл.
15. Башкировский мукомольный завод, Кунавинский район
16.Служащие и рабочие Сормовского завода в день выпуска сотого двигателя
17. Шрапнельный завод Сормовского завода, 1915-1916 гг.
18. Инженеры и рабочие Сормовского завода с представителями военных на производстве двигателя для крейсера «Очаков», 1901–1902 гг.
19. Рабочие горных заводов в Кулебаках
20. Главный корпус, Нижегородская ярмарка
21. Ярмарочные киоски, Нижегородская ярмарка
22.Карусель, Самокатская площадь, Нижегородская ярмарка
23. Кинотеатр, Самокатская площадь, Нижегородская ярмарка
24. Сестры Густовы, певицы мюзик-холла, Нижегородская ярмарка
25. Отдел машин / Выставочный зал, Всероссийская выставка 1896 г., Н. Новгород
26. Внутренний вид машинного отдела, Всероссийская выставка 1896 г., Н. Новгород
27. Первый русский автомобиль, экспонировавшийся на Всероссийской выставке 1896 г., г. Нижний Новгород
28.Павильоны Средней Азии и русско-персидской торговли, Всероссийская выставка 1896 г., Н. Новгород
29. Театр-ресторан Т. Астафьева, Всероссийская выставка 1896 г., Н. Новгород
30. Дом массовых развлечений и собраний, Всероссийская выставка 1896 г., Н. Новгород
31. Новая рыночная площадь
Спасская улица 32 и Спасский собор
33. Санитарный магазин в г. Балчуг, гр. 1890
34. Государственный винный магазин, до открытия, начало 1900-х гг.
35.Ежегодный крестный ход, принесение иконы Божией Матери Оранки в Нижний Новгород, 1890-е годы
36. Священники с иконой Божией Матери Оранки
К началу
Класс № 13: Медный всадник
1. Медный всадник, Санкт-Петербург
2. Медный всадник и окрестности, Санкт-Петербург
3. Медный всадник, Санкт-Петербург
К началу
Класс No.14: Avant Garde Реакция на 1905 год: модернизм
Источник: Женщины-художницы Нового века в России, 1900-1935, Амазонки авангарда: Экстер, Гончарова, Попова, Розанова, Степанова, Удальцова, и В. Н. Лазарев, Московская школа иконописи:
1. Наталья Гончарова, «Автопортрет с желтыми лилиями», 1907 г.
2. Наталья Гончарова, «Урожай фруктов», 1909 г.
3. Наталья Гончарова, «Урожай фруктов», 1909 г.
4.Наталья Гончарова, «Сенокос», 1910 г.
5. Андрей Рублев, Архангел Михаил, 1410-1420 гг.
6. Андрей Рублев, Апостол Павел, 1410-1420 гг.
7. Наталья Гончарова, «Евангелисты», 1910 г.
8. Школа Андрея Рублева, Рождества Христова, 1410-1420 гг.
9. Мастерская Дионисия, Рождение Элевферия-Алексея, панно, 1480-1490
10. Наталья Гончарова, «Рождество», 1910 г.
11. Мастерская Дионисия, Сошествие Христа в ад, 1502–1503
12.Наталья Гончарова, «Апокалипсис», 1910 г.
13. Наталья Гончарова, «Крестьяне собирают виноград», 1912 г.
14. Наталья Гончарова, «Желто-зеленый лес, районная застройка», 1912 г.
15. Наталья Гончарова, «Ткачиха», 1912-1913 гг.
16. Наталья Гончарова, «Велосипедист», 1913 г.
17. Наталья Гончарова, «Пустота», 1913 г.
18. Наталья Гончарова, Эскизы для Le Coq d’Or, 1914
К началу
Фотоника с использованием искусственного интеллекта (презентация на конференции)
Аннотация
Обнаружение новых, нетрадиционных оптических конструкций в сочетании с передовыми методами анализа данных с помощью машинного обучения может уникальным образом способствовать новым явлениям и прорывным достижениям во многих областях, включая микросхемы, визуализацию, зондирование, энергию и квантовые информационные технологии.Оптимизация топологии, которая ранее произвела революцию в аэрокосмической и машиностроительной промышленности, предоставив не интуитивно понятные решения очень ограниченных проблем распределения материалов, недавно стала мощным архитектором для передового фотонного дизайна. По сравнению с другими подходами обратного проектирования, которые требуют огромных вычислительных мощностей для проведения всестороннего поиска в большом пространстве параметров, оптимизация топологии может расширить пространство проектирования при одновременном повышении эффективности вычислений.В этом докладе будут освещены наши самые последние результаты по 1) объединению оптимизации топологии с алгоритмами с использованием искусственного интеллекта и 2) интеграции анализа на основе машинного обучения с фотонным дизайном и квантово-оптическими измерениями. В частности, мы обсудим наши исследования по реализации оптимизации топологии с помощью глубокого обучения для разработки расширенных метаповерхностей, уделяя особое внимание разработке высокоэффективных тепловых излучателей / поглотителей для тепловых фотоэлектрических приложений. Мы подведем итоги наших исследований по объединению методов оптимизации топологии с конструкцией квантовых устройств для получения сверхбыстрого источника одиночных фотонов, обеспечивающего эффективную интеграцию на кристалле.Наконец, мы также опишем наши недавние работы по реализации нового метода на основе сверточной нейронной сети для метрологии дефектов материала в реальном времени на квантовом уровне, который превосходит все существующие подходы с точки зрения скорости и точности. Этот новый метод быстро извлекает значения однофотонной автокорреляционной функции при нулевых задержках из разреженных данных и обеспечивает на один порядок ускорение решения проблемы классификации «плохих» / «хороших» излучателей по сравнению с традиционными методами.
Презентация конференции
© (2019) COPYRIGHT Общество инженеров по фотооптическому приборостроению (SPIE). Скачивание тезисов разрешено только для личного использования.
Безумная Москва | Особенности | Archinect
В поисках утраченного авангарда
Раскопки и исследование космоса в конструктивистской архитектуре
Красная планета Марс
«Это дыра. Она всегда была и остается. Но теперь это дыра в будущее. Мы собираемся вылить столько всего через эту паршивую дыру в ваш мир, что в нем все изменится.Жизнь будет другой. Будет честно. У каждого будет все необходимое. Какая-то дыра, а? Знание проходит через эту дыру. А когда у нас есть знания, мы сделаем всех богатыми, полетим к звездам и отправимся куда захотим. Вот такая дыра у нас здесь ».
Аркадий и Борис Стругацкие, Пикник на обочине
B-фильм времен холодной войны 50-х годов изображает нашу ближайшую планету в Солнечной системе в виде улья грязных коммунистов. Поклонники таких вещей знают, что это не так глупо, как кажется: история межзвездного марксизма, вероятно, начинается с Красная звезда , романа 1900-х годов большевистского теоретика и научно-художественного мастера Александра Богданова.Однако следует помнить, что оригинальные марсиане Герберта Уэллса — это фантазия антиимпериалистической мести. Уэллс был возмущен истреблением Британской империей аборигенного населения Тасмании, и его инопланетное вторжение — это способ нанести то же самое обращение — уничтожение более технологически развитым обществом — Западу. В этом смысле неудивительно, что одним из боевых кличей русских футуристов был Марсианский рев Марсианский рев «УЛЛ-АА», который в 1919 году стал названием одного из манифестов Виктора Шкловского для эффект отчуждения: «Уля, Уля, марсиане».Чтобы по-настоящему отдалиться от , чтобы обеспечить дистанцию от стандартных реакций повседневной жизни и усвоенного безразличия, которое, по мнению Шкловского, является ключевым элементом великого искусства (будь то Толстой или цирк), эффект отчуждения воспринимается буквально как означающий посещение чужой нацией. Шкловский пишет об авангардном произведении, «достойном моих братьев-марсиан». Это то, чем считала себя большая часть русского авангарда. Подобно Третьей Международной Башне Татлина, чьи железные ножки и вечное движение сродни шагающим треногам марсиан, это было чем-то таким же устрашающим, сверхъестественным и технологически устрашающим, как вторжение инопланетян, и должно было быть не менее опасным для существующего общества.
цифровая реализация Третьей международной башни Татлина рядом с Война миров (2005)
История советского авангарда может быть написана через его стремление к межзвездному. Он будет проходить после фильма Шкловского и Велимира Хлебникова « Труба марсиан » до фильма Якова Протозанова 1924 года « Аэлита, королева Марса ». Это была одна из первых конструктивистских построек, воплощающих марсианский деспотизм, привнесенный землянами в революцию.Декорация Исаака Рабиновича состоит из угловатых стеклянных многоугольников, а костюмы художника и архитектора-конструктивиста (для временного павильона, возведенного в 1923 году) Александры Экстер добавляют неорганической сексуальности происходящему. Это была социалистическая космическая опера с роботами-охранниками, романтическими героинями и классовой борьбой в Марсианском городе. Через четыре года он может перейти в «Летающий город» Георгия Крутикова — комплексный план архитектуры, способной путешествовать по воздуху; или Planits Казимира Малевича, абстрактная межзвездная архитектоника супрематических форм в абстрактном пространстве.Даже советская космическая программа, спустя долгое время после победы над авангардом, выполняет многие из этих утопических обещаний.
В этом случае можно было бы взглянуть на остатки авангардного проекта, засоряющие бывший СССР, как на обломки, оставленные марсианами: непостижимые, несоизмеримые руины времен временного посещения существ, не похожих на нас. Великолепный роман братьев Стругацких 1972 года Пикник на обочине изображает именно такое посещение. Город, который был «посещен», остается с Зоной в районе, где произошло посещение: огороженная, загрязненная и разрушенная территория, отмеченная россыпью причудливых и технологически фантастических объектов, оставленных инопланетными посетителями.Зона — опасное, меланхоличное место, промышленный район, где трубы больше не выделяют дым, посещаемый странными климатическими явлениями, с натянутым чувством времени. Однако внутри него находится буквально ответ на все человеческие желания, что, в конечном итоге, обещает вечное счастье всему человечеству.
кадра из фильма Сталкер (1979)
Снятый Андреем Тарковским в 1979 году как Сталкер , Зона визуализируется как чернобыльский постиндустриальный пейзаж с развалинами, отходами, мусором, остатками промышленного производства. Цивилизация корродировала, полуразрушалась и быстро восстанавливалась природой.Версия Зоны Тарковского постепенно, за последние тридцать лет, стала основой всей эстетики. Если современность или модернизм — это наша античность, то его руины стали такими же захватывающими, острыми и болезненными, какими были руины греков или римлян до 18 века. Зона Тарковского в некотором роде характерна для бывшего СССР и нескольких мест в Эстонии, но практически в каждой индустриальной или постиндустриальной стране есть что-то похожее на Зону внутри. Такой район мог бы быть, например, остатками промышленных районов Восточного Лондона.Бектон, Вулидж, Стратфорд, заставы, отмеченные циклопическими останками силосов, газометров, фабрик. Это места, которые вдохновляли модернистов 1920-х годов: каждый манифест от Ле Корбюзье Vers d’une Architecture до конструктивистского ответа Моисея Гинзбурга Style и Epoch имел любовно сфотографированные силосы и электростанции. Соответственно, также в Зоне можно найти внебрачных детей модернистов, россыпи чрезмерно амбициозного социального жилья с их разрушающимися высотками и улицами в небе.Это остатки чего-то столь же чуждого и непонятного для цельного пейзажа столицы 21-го века или наследия европейского урбанизма Диснейленда, какими были футуристические марсиане Шкловского для своих современников: только здесь, без каких-либо повстанческих обещаний нового мира, просто руины несуществующего будущего.
Владимир Шухов, Шуховская башня, 1922, Москва, Россия. © Ричард Пэр, 2007.
Теории разрушения. Ценность
‘Полуразрушенные здания снова приобретают вид
Строения, ожидающие завершения
Великолепно спланированные: их прекрасные пропорции
Уже можно догадаться: но они все еще
Нужно наше понимание.При этом
Они уже отработали, действительно уже преодолены. Все это
меня восхищает ».
Бертольд Брехт, «Из всех произведений человека»
Итак, через эти две модели инопланетных посещений в воображении русских модернистов 20-х или 70-х годов мы видим две конкурирующие модели Современность. С одной стороны, прогрессирующая, блестящая, безжалостная эстетика футуризма, в частности, для наших целей здесь, его мутация в более гуманистический, политизированный конструктивизм.С другой стороны, эстетика распада, постепенного спуска вышеупомянутого футуристического мира в заросшие отравленные пустоши. И то, и другое, конечно же, легко найти в любой «развитой» стране, и в обоих есть как революционные, так и реакционные элементы.
Наиболее ярко это разделение представлено в великолепном проекте фотографа-архитектора Ричарда Пэра The Lost Vanguard . Выбранный из архива из 10 000 фотографий, это документация модернистской архитектуры в СССР с 1922 по 1932 год.Паре подходит к предмету как «Сталкеры» братьев Стругацких, совершая поездки в полуразрушенные кварталы рабочего класса бывших советских республик, выторговывая проходы на военно-промышленные объекты и возвращаясь с изображениями изысканных предметов, которые, без сомнения, видны лучше дней. Книга, по сути, является последней точкой встречи двух полюсов эстетики советского модерна — сверкающих бесшовных поверхностей, революционного оптимизма и технократического рвения, которые уже давно были вытеснены погодными условиями, их бетон потрескался, их искусственные, ослепляющие краски поблекли. а также разрушение и техническая риторика, скрывающая средневековые методы строительства.Тем не менее, археологический масштаб проекта Паре столь же примечателен: вся иллюстрированная история модернистской архитектуры страны, которая легко конкурировала по своему формальному блеску и полноте своего охвата с « классическими модернистскими » (и очень хорошо сохранившимися) немецкими и голландскими произведениями искусства. 1920-е и 30-е годы.
В начале книги TJ Clark’s Farewell to an Idea автор представляет серию модернистских реликвий, случайно обнаруженных археологом: Пикассо, набросок бинокля и, что наиболее интересно для наших целей, фотомонтаж Джона. Хартфилд для Arbeiter Illustrierte Zeitung, немецкоязычного глянцевого издания Коммунистической партии.Это мероприятие «Новый человек, хозяин нового мира» было приурочено к 17-летию образования СССР. Огромное обветренное лицо со слезами на глазах является центром фотомонтажного пейзажа промышленности, массовой мобилизации и модернистской архитектуры — нескольких коллективных жилых домов и недавно построенного «Дворца прессы» в Баку. Этот почти непонятный монтаж, тем не менее, говорит о пикантности модернизма, его политической приверженности и его приспособлении к весьма неоднозначной индустриальной модерности. И, как отмечает Кларк, вероятность выживания выше, чем у артефактов, изображенных в фотомонтаже Хартфилда.«Несомненно, Бакинский Дворец печати, если он выживет, будет таким же заросшим и запутанным, как мечта Шелли о Риме».
Семен Пен, Дворец печати, 1932, Баку, Азербайджан. © Ричард Пэр, 2007.
Ну, Паре был в Бакинском Дворце печати, спроектированном Семеном Пеном в 1932 году и на территории нынешнего Азербайджана, и несколько страниц The Lost Vanguard посвящены этому. Фактически, это одно из наиболее хорошо сохранившихся зданий, изображенных здесь: его рендеринг может быть отслаиваемым, а внутренняя часть испачкана и заполнена, казалось бы, случайными кучками сгоревшего мусора, но прессовая установка кажется в довольно хорошем состоянии, и силуэт здания с его динамичными изогнутыми балконами и садом на крыше выглядит на фотографиях Паре так же впечатляюще, как и на монтаже Хартфилда.Однако в других местах это рассказ о полном разорении. Несколькими страницами позже, снова в Баку, находится поселок Шаумян, жилой дом для рабочих, который Паре описал как «относительно хорошо сохранившийся». Трудно найти более удивительную модернистскую пустошь: огромные массивы блоков покрыты пятнами и гниют, а центральная часть представляет собой взорванную дыру, но амбициозность поселения все еще видна: выступы, изогнутые лоджии, яркий, творческий цвет Схема — ясное обещание социалистического модернизма ex nihilo.Или через пару страниц после этого — два Рабочих клуба Леонида Веснина в одном городе. Острые, отвесные лица пустого рендера, разделенные крошечными окнами и изогнутыми лестничными башнями. Заброшенные, оба они выглядят совершенно чуждыми: модернистскими и почти средневековыми по своей простоте, кажущимися беспрецедентными в архитектуре и брошенными на произвол стихии. Как и в случае с Зоной, время идет наперекосяк: они могли быть там вечно столько, сколько они, кажется, были созданы на прошлой неделе.
Константин Мельников, Госплан Гараж, 1934-6, Москва, Россия.© Ричард Пэр, 2007.
Однако при рассмотрении этих изображений вспоминается интересный элемент в совершенно банальной «Теории разорения» Альберта Шпеера. Не только о внушительности древних руин, но и о необходимости оставить столь же внушительные останки. Скорее, психотическая, суицидальная идея строительства с уже имеющимися руинами: архитектура, ведущая к смерти, где мнение потомков усвоено до такой смехотворной степени, что, в некотором смысле, труп был спроектирован раньше, чем живое тело.В предисловии Паре есть момент, который затрагивает это спирианское безумие, когда он описывает, как наткнулся на каркас фабричной кухни в Санкт-Петербурге, спроектированный архитекторами авангардной группы ASNOVA. Все, что только может быть, отправлено на металлолом, от окон до стальной арматуры: в особенно сталкерский момент фотограф тревожит группу людей, сидящих у костра, образованного из остатков здания. Он отмечает, что выпотрошенная туша наконец напоминает первоначальную концепцию архитекторов.Без рекламы, дополнений и искажений, наложенных на многие другие конструкции, это платоническая форма здания, такая же, как и на оригинальных рисунках, чистота линий посмертной маски более четкая, чем у живого здания. было бы. Это, как могло быть следствие, было его неизбежной окончательной формой.
Здесь есть еще один археологический элемент, который указывает на поистине огромную важность этой книги для истории того, что с соответствующими гомеровскими эпитетами сегодня широко известно как «героический» или «классический» модернизм.Это, пожалуй, наиболее полное открытие конструктивистской архитектуры, когда-либо опубликованное на английском языке, и оно может претендовать на звание наиболее полного из когда-либо созданных. Тем не менее, историография Жана-Луи Коэна того периода во введении ясно показывает, что в то время, когда они были построены, они были объектами гордой и успешной международной пропаганды. Ведущие западные модернисты были подписчиками, а иногда и авторами советских архитектурных изданий, таких как ASNOVA News или SA (Contemporary Architecture).Советские разработки лежали в основе раннего CIAM, и Советский Союз обычно рассматривался как единственный серьезный соперник Веймарской Германии по интенсивности ее экспериментов. Такие книги, как «» Современная архитектура Бруно Таута, «Der Moderne Zweckbau» Адольфа Бена, «Минимальное жилище » Карела Тейге, все были наполнены пышными иллюстрациями ярких, потрясающих и часто построенных модернистских памятников в это огромное евразийское пространство. Такие антиподы, как Тейге и «энциклопедист» Зигфрид Гидион, использовали термин конструктивизм как синоним своей версии модернизма.Подъем Гитлера привел к тому, что большинство ведущих модернистов Германии буквально взлетели и переехали в Москву, а Март Стам, Эрнст Мэй, Андре Луркат, Ханнес Мейер, Маргарет Шютте-Лихотски и Бруно Таут к 1933 году жили в СССР. Даже Альберт Кан, «архитектор Форда», действовал там, хотя, несомненно, по менее идеалистическим причинам.
Итак, безвестность советского модернизма — явление чисто ретроспективное. Восхитительная ирония заключается в том, что нью-йоркская выставка фотографий Паре проходит в Нью-Йоркском музее современного искусства, поскольку их книга / выставка International Style 1932 года была первой и наиболее успешной попыткой записать это движение из истории модернизма.Филип Джонсон (человек, не известный своими симпатиями к социалистам) и Генри-Рассел Хичкок подвергали патрицианскому презрению «фанатичных функционалистов», которые будут строить для «какого-нибудь пролетарского сверхчеловека будущего», и включили только одну советскую структуру в свои ограниченные, средние … резвый подбор белых коробок. Директор MOMA Альфред Барр совершил множество поездок в СССР и был впечатлен его модернистами: они знали, что эта работа существует, и намеренно удалили ее, чтобы представить модернизм, менее опасный для капиталистической Америки.А после поворота к эклектичному монументализму, навязанному сталинским диктатом в 1933-1943 годах, им в этом помогли бы сами Советы, которые, казалось, совершенно стыдились своих собственных экспериментов.
Константин Мельников, дом архитектора, 1927, Москва. via
Послевоенные, даже поверхностные ссылки Джонсона / Хичкока отсутствовали: типичная история, такая как Современная архитектура Дж. М. Ричардса (1953), перечисляет впечатляющий список международных модернистов 1920-30-х годов и упоминает одного советского архитектора. ‘: художник Малевич, чьи рисунки так и не продвинулись дальше гипсовых моделей.Работа Анатоля Коппа (безоговорочно марксистская история Город и революция , 1967) нанесла первый удар по этой ортодоксальности холодной войны, затем блестящая работа Кэтрин Кук в 1980-90-х годах раскрыла масштабы советского модернизма и перевела его. горячие теоретические дискуссии. Между тем, перевод книги Селима Хан-Магомедова Пионеры советской архитектуры 1988 года представил огромное количество работ, разбросанных по этой обширной территории, по объему превосходящие более поздние исследования Паре.
Тем не менее, большинство историй модернизма, в особенности ряд публикаций за последние 4 года, вполне спокойно игнорируют или отвергают советские эксперименты. Несколько чертежей или моделей: башня Татлина, дом братьев Весниных Правда с застекленными лифтами, может быть, дом Мельникова и Рабочие клубы всегда уступают по численности успокаивающим западным строениям, которые с любовью реставрировали последние 20 лет. Итак, через путешествие Паре через руины, пришло время внимательно взглянуть на то, что именно было построено, на руины и затонувшие корабли, а иногда и на ухоженные остатки, оставленные « посетителями », которые пронизывают бывший СССР, а затем еще раз взглянуть на те безумно амбициозные, не построенные, нереализуемые утопические проекты, которые, неверно цитируя Эль Лисицкого, предлагали архитектуру для межзвездной революции.
Константин Мельников, дом архитектора, 1927, Москва, Россия. © Ричард Пэр, 2007.
Революция повседневной жизни
‘В Москве появился планетарий.
Это был огромный фантастический аппарат. Это была реализация его фантазии.
Изготовлен из черного металла и стекла.
С формами, не похожими ни на одно живое существо.
Назывался «Марсианский».
Это заставило его продолжать поиски фантастической реальности.
Или для реальной фантазии.
Александр Родченко, Черное и белое — Автобиография
В 1929 году был построен Московский планетарий по проекту конструктивистов Барша и Синявского. Он был задуман как храм популярной науки, предлагающий видимые доказательства атеизма и демонстрирующий чудеса Космоса. Планетарий еще никогда не был так политически загружен. В конце 30-х Родченко, сбитый с толку и разочарованный сталинизмом, вспомнил о своей гордости фотографированием этого космического комплекса.Планетарий пережил Сталина и антинаучное безумие лысенковщины, пережил потерю космической гонки и пережил неолиберальный хаос 1990-х годов, а затем окончательно пал в прошлом году мэру Москвы Юрию Лужкову. В подробном и удручающем отчете Московского общества охраны архитектуры « Московское наследие в точке кризиса » это здание указано как «потерянное»: застекленная внешняя лестница удалена, купол произвольно поднят, внутреннее пространство выпотрошено. Словно для того, чтобы окончательно прояснить, что это победа Реставрации, Лужков попросил православного священника благословить церемонию открытия этой «реконструкции».Попытка создать межзвездную повседневность окончательно провалилась.
Сегодня эстетика повседневной жизни обеспечивается ультраконсервативными разработчиками (например, Barratt Homes в Великобритании), а эстетика искусства или коммерции — авангардом нескольких десятилетий назад (от Фостера до Колхаса). В конструктивизме замечательно то, что до сих пор можно рассматривать как тень в творчестве Паре, — это то, что повседневность так часто была площадкой для экспериментов. Здесь часто использовался русский термин Byt , который обычно переводился как повседневная жизнь, особенно в ее наиболее привычном, домашнем смысле.Таким образом, большинство проектов здесь были воплощением эстетики, которую сталинисты заклеймили как «чуждую» самым основным архитектурным элементам общества. То есть жилье, общественный досуг, школы. Не менее часто это были административные или производственные здания. Хотя даже они часто находились в бедных кварталах больших и малых городов, присутствие растущей номенклатуры неизбежно.
Внешне эти здания могут показаться похожими на соответствующие западные образцы: социальное жилье, клубы рабочих и так далее.Так что различия здесь особенно важны. Часто это была телеологическая архитектура, можно даже сказать павловская: предназначались определенные социальные аффекты. Хотя к 1922 году утверждалось (правильно или ошибочно), что существует какая-то социалистическая государственная власть, ее лидеры хорошо понимали, что старый габитус умирает тяжело: религия, патриархат и «мелкобуржуазные» взгляды все еще преобладали. В 1924 году Лев Троцкий, за несколько лет до своего изгнания, опубликовал книгу под названием Проблемы повседневной жизни .Здесь была осторожная поддержка «реформы Byt » — экспериментов с живыми существами, проводившихся в то время коммунами и кооперативами, — и конкретных материальных форм, которые могли их вместить. «Общественные прачечные, общественные рестораны, общественные мастерские» заменят все, что раньше происходило на кухне, тем самым отменив «домашнее рабство». Плакат примерно того времени показывает темную, тесную кухню, открывающуюся для сверкающего, стеклянного нового мира футуристических структур и открытого пространства, и это было то, что, предположительно, строилось в то время.
Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис, Дом Наркомфина, 1928, Москва, Россия. NVO, 2007.
У конструктивистской группы OSA была фраза «социальный конденсатор», чтобы подвести итог определенному эффекту и процессу, который их архитектура должна была вызвать. Дом Наркомфина, спроектированный Моисеем Гинзбургом и Игнати Милинисом в 1928 году для сотрудников Наркомата финансов, является самым известным и заметным из этих зданий для нового Быта. Ричард Паре посвящает ей больше страниц, чем чему-либо другому, что вполне уместно, поскольку ее эстетическая привлекательность и нынешняя гниль примерно равны.В отличие от некоторых других руин, здесь идет активная кампания по спасению Наркомфина, а несуществующие дуплексы проходят тщательную обработку в Moscow Heritage на Crisis Point. Перед нами длинный блок с ленточными окнами, соединенный крытым мостом с застекленным коллективным комплексом. Структура была спроектирована так, чтобы вызвать коллективизм у ее жителей: двухуровневые квартиры были разделены на K-типы, которые по-прежнему предоставляли пространство для детей и готовки, и F-типы, которые были « полностью коллективизированы », предполагая, что дети будут воспитываться. в коллективном корпусе, а жильцы питались в соседнем ресторане.В застекленном доме будут все удобства, которых нет в индивидуальных квартирах. И все же почти сразу после его завершения Наркомфин был осужден как пережиток «левого» утопизма, пафос одной из фаланстерий Шарля Фурье каким-то образом ускользнул от сталинизма. Столь же меланхоличная судьба постигла «полностью коллективизированный» «Дом Коммуна» , спроектированный Иваном Николаевым для Текстильного института, спроектированный примерно в то же время, который, кажется, не столько рушится, сколько увядает.
Однако всего 4 года назад это были одни из первых продуктов предполагаемого стандарта для всей России.Гинзбург, наряду с другими архитекторами из OSA Group, был нанят государством для разработки типологий, известных как единицы Стройкома. Здесь впервые появились квартиры F-Type и K-Type, а также прилегающие к ним общественные объекты: высокие потолки и дуплексы считались универсальным стандартом для всех, а не шикарной роскошью. Возвышение Сталина и сопровождающая его массовая индустриализация фактически уничтожили это упражнение в стандартизации, а не стимулировали его, и было построено только 6 комплексов, использующих эти принципы (что все еще превышает количество единиц Ле Корбюзье удалось построить 20-30 спустя годы, позаимствовав многие идеи Стройкома). «Затерянный авангард» — это еще одна работа Гинзбурга и Александра Пастернака в Екатеринбурге. В гораздо лучшем состоянии, чем Наркомфин, его чередование застекленных полос, изгибов и острых углов все еще выглядит жизнеспособным, хотя и призрачным, стандартом. Любопытный розовый оттенок напоминает, что белый ящик в международном стиле, который архивные фотографии придают этим зданиям, часто был иллюзией: архитекторы OSA были большими энтузиастами яркого искусственного хроматизма: этому вопросу был посвящен целый выпуск их журнала SA, а Эксперт по цвету Баухауза Хиннерк Шепер в то время работал в СССР над своими проектами.
Хотя Platonic white все еще имеет несколько применений, он привлекает своей способностью сметать беспорядок и отходы прошлого. В одном из современных женских журналов был замечательный анекдот, в котором женщина использовала пистолет для побелки в новом Доме Коммуны, «потому что он стреляет в старого Быта!» Другие, менее амбициозные жилые кварталы разбросаны по страницам The Lost Vanguard , подразумевая, что здесь это было столь же важным вопросом, как и для немецкой Neues Bauen, хотя и менее догматичным: странные мотивы имеются в большом количестве, например, полуарки квартир Никольского / Гегелло / Симонова на Тракторной улице в Санкт-Петербурге, или зазубренность кооператива врачей в Киеве.Иногда легкость и воздушность сменяется чем-то более внушительным и зловещим, как, например, в помпезном конструктивистско-классическом доме Бориса Иофана на набережной в Москве, позже известном как «дом призраков» для многих старых большевиков, подвергшихся чистке.
Потом общественные здания: фабричные кухни и рабочие клубы. Больше всего впечатляют три коллективные кухни, спроектированные архитекторами ASNOVA для Санкт-Петербурга. ASNOVA была самой «формалистической» из авангардных групп, и их прошлое проектирования плавучих ресторанов и небоскребов имеет здесь более чем след.Один из них, как уже упоминалось выше, теперь представляет собой тщательно подобранный каркас: вы можете разглядеть, что новый мир был построен частично из дерева. Рабочие клубы были любимым проектом большевиков, призванным обеспечить, как выразился Троцкий в 1924 году, «мост» между старым миром и новым: «вывод из тесной клетки семейной квартиры с ее иконами и имиджем». светильник в социалистическое гражданство и культуру. Однако самыми известными были проекты профсоюзов, которые имели шаткую независимость — серия клубов Константина Мельникова в Москве была целиком для профсоюзов и отказывалась от стандартизации в пользу отдельных произведений искусства, наиболее известными из которых были клубы. Клуб Русакова (одно из двух или трех конструктивистских зданий, имеющих какую-то международную известность) — по-прежнему удивительный конфликт напряжения и силы — «залп, направленный в будущее», как он сам это назвал.
Эль Лисицкий, одно время член ASNOVA, писал, что клуб не будет местом, где люди пассивно потребляют развлечения: «Важно то, что масса членов должна быть напрямую вовлечена. Они сами должны найти в нем максимум самовыражения ». Архитектура была задумана некоторыми, чтобы помочь вдохновить это выражение, как, возможно, в клубах Мельникова или в заслуженно известном Зуевском клубе Ильи Голосова, в то время как социальные конденсаторы OSA, такие как лабиринтный Дворец культуры братьев Весниных на заводе Ликачева, могли иметь больше прямое бытово-трансформирующее намерение: его тома сравнивают с «Гуггенхаймом» Райта, аналогичным образом провозглашающим немедленное существование нового мира.
Илья Голосов, Зуевский рабочий клуб, 1926, Москва, Россия. © Ричард Пэр, 2007.
Самым захватывающим из всех проектов, которые были сфотографированы и представлены, должен быть Комплекс Госпрома (или «Дворец промышленности») в Харькове на Украине. В то время в Европе не могло быть ничего другого такого масштаба и амбиций: действительно, это больше похоже на некоторые особенно амбициозные работы конца 1960-х годов, чем середины 20-х годов. Построенный между 1926 и 1928 годами, по-видимому, добровольцами из местного комсомола, это Метрополис — или Аэлита — актуализировано.Бетонные и стеклянные блоки от 7 до 13 этажей, соединенные эстакадой, огибают огромную общественную площадь, это сам по себе напоминает небольшой город. Его дизайнеры, Серафимов, Кравец и Фельгер, в то время выглядели столь же малоизвестными, как и с тех пор, но только Эль Лисицкий, Гропиус или Корбюзье проектировали что-то подобное в 1926 году. Футурист Владимир Маяковский не удивился этому. это как вестник не столько нового Byt , сколько преображенной планеты.Эйзенштейн и Вертов оба использовали его в кино ( Генеральная линия и Три песни Ленина соответственно), возможно потому, что его контрасты, углы и многоуровневость предлагали пространственный эквивалент их технике монтажа: Фридрих Эрмлер использовал его во фрагменте . Империи , своего рода сказки Красного Рипа ван Винкля, как образец непостижимого нового мира, в котором просыпается спящий. Картины Паре, кажется, отдают дань уважения этим режиссерам за их резкость и разобщенность: возможно, они вдохновлены современными снимками комплекса, такими как «Новое здание» Георгия Петрусова 1928 года.
В книге Паре есть бесчисленное множество других фрагментов и вмешательств, их слишком много, чтобы перечислять здесь, их дегенерация слишком обширна, чтобы перечислять их по статьям. Стоит упомянуть несколько разрозненных шедевров: замечательно авангардная водонапорная башня в Екатеринбурге, гордо возвышающаяся на постиндустриальных отходах; невероятная доска для прыжков в воду в Киеве с видом на осушенный бассейн; ряд клубов, кухонь, квартир и элегантный серп и молот на вершине Кировского районного совета в Нарвской заставе в Санкт-Петербурге; великие потерянные и заброшенные здания Корбюзье и Мендельсона … Если здесь и было православие, то это стиль длинных оконных лент, прерванных изящными изгибами, как более щедрый международный стиль, и это можно увидеть от Баку до Киева.Особенно великолепно, в Сочи на берегу Черного моря, с тремя санаторными комплексами, которые предшествовали прорыву Аалто в Паймио и конкурировали с ним. Один из них, созданный братьями Весниными, недавно стал базой для солдат, участвующих в грязной войне в Чечне: стены украшают плакаты Ван Дамма, а не конструктивистские призывы. Это напоминание о государственной жестокости не является исключительно современным явлением: в некоторых из этих зданий размещались суды и полицейские участки, которые приговаривали к смерти сотни тысяч невиновных, в то время как довольно много социальных конденсаторов были разработаны для «чекистов»: сотрудников тайной полиции, члены НКВД, чья социалистическая мораль, по-видимому, нуждалась в поощрении со стороны архитектуры.
Такой жилищный проект чекистов в Екатеринбурге содержит поразительную лестницу, ведущую вверх по спиральной кубриковской одиссее. Фактически, возможно, самой оригинальной особенностью большинства построенных здесь зданий были лестничные клетки и пандусы — отличительный признак того, что Льюис Мамфорд, несомненно, счел бы культурой «поклонения солнцу». Все они кажутся изогнутыми, консольными и взмывающими вверх, как будто стремясь, по выражению Малевича и Крученых, к «Победе над Солнцем». Даже более скромные, трезвые постройки (например, школа в стиле деко в Иванове), кажется, скрывают своего рода межзвездный коридор.Снимки, кажется, сознательно отдают дань оригинальным уставам этих колоритных пространств: одна из геометрических лестниц Николаевского текстильного института, кажется, отдает дань уважения Борису Игнатовичу, а фотография внутренних пандусов в Центросоюсе Корбюзье заставляет казаться его абстрактными теориями « циркуляции ». потрясающе подвижная реальность. Это архитектура вечного двигателя, что делает ее особенно трогательной, потому что она так быстро останавливается.
Институт трансформации человечества
«Пытаясь расширить масштабы архитектуры, я удивил себя и удивлю всех своей арифметикой: треть жизни проходит в лежачем состоянии без сознания, без всякого руководства. в таинственном мире сна и прикосновении к невидимой глубине источника секретов исцеления…. ну, это может быть чудо из чудес, на самом деле все может быть чудом ».
Константин Мельников, Зеленый город
При любом обсуждении этой архитектуры неизбежно то, насколько недолговечным все это было. Хотя здесь период времени — 22-32 года, в основном это период 27-32, когда Сталин отбивал своих оппонентов, сначала слева, затем справа, и начал кровавую коллективизацию в деревне и запланированную индустриализацию, которая перенес страну от серпов жатвы к спутнику.Конструктивистам была дана краткая поддержка в недолгой «культурной революции», сопровождавшей первый пятилетний план. К тому времени, когда это было закончено (через четыре года: 2 + 2 = 5, как гласил лозунг), большинство этих зданий были уже античными, ассоциированными с «троцкистским», «богемным» или, действительно, «чуждым» подходом: следовательно, у них никогда не было возможности по-настоящему жить в них, они никогда не были приняты населением в целом. Будучи на короткое время крылом государственной пропаганды, они превратились в смущение, часто облицованное камнем и орнаментом.Это, почти так же, как политика холодной войны, объясняет их безызвестность, но, возможно, так же и огромное количество бумажной архитектуры того периода. Лучше думать о незапятнанном, антиисторическом утопическом проекте, чем о реально сконструированной реальности.
Тем не менее, ни одна бумажная архитектура не была такой захватывающей и не будет таковой в течение десятилетий, и никакое обсуждение периода без нее не будет полным. Однако именно здесь эффект отчуждения несколько ослабевает: любой, кто интересуется архитектурой 20-го века, видел репродукцию башни Татлина, и ее знакомство позволяет вписать ее в серию клише об утопических мечтах или о такой пронзительной надежде. революции, прежде чем она начнет пожирать своих детей.Тем не менее, давайте ненадолго оставим реальность и вернемся к постановкам «Красной планеты Марс». Дж. Хоберман охарактеризовал Аэлиту как «межпланетный троцкизм», и, возможно, лучшей книгой для документирования бумажных проектов является книга Эль Лисицкого Россия: архитектура мировой революции , написанная на немецком языке в 1929 году. Вхутемас / Вхутеин Баухауза, это резко контрастировало со сталинской политикой национализма и секретности. Как следует из названия, это был интернационалистический трактат, показывающий советские образцы как образцы того, какой революционная архитектура может быть похожа повсюду.
Эль Лисицкий, фотомонтаж Волькенбугеля, 1925 г.
Некоторые из самых смелых проектов здесь исходили от ASNOVA и уже привлекли международное внимание, возможно, потому, что они, казалось, были разработаны для технологий, далеко выходящих за пределы возможностей России. Мастерская Николая Ладовского в школе «Вхутемас» использовала «психотехнический метод» для взрывной интерпретации лексики небоскреба. А также в некоторые своеобразные рестораны и отели, свисающие с пиков или спускающиеся вниз по склону: Пик Захи Хадид 1981 года взял очевидные подсказки из этих дизайнов.Собственные горизонтальные небоскребы Эль Лисицкого для Москвы, Wolkenbugel (небесный крючок), имеют похожую загробную жизнь: здание CCTV Колхаса отчасти кажется преднамеренно нерегулярным использованием этой идеи. Студенческие проекты из Вхутемаса похожи на место встречи между Neues Bauen и Buckminster Fuller: возьмите Институт Ленина Ивана Леонидова, стеклянный шар, подвешенный к башне, полной книг. Градостроительные проекты Леонидова и незастроенные клубы, подробно описанные в «Критической истории» Кеннета Фрэмптона и издавна являющиеся пробным камнем для деконструктивистов, были связаны с супрематической живописью Малевича: соответственно, собственные «постройки» Малевича фигурируют в книге Лисицкого «Трехмерная межзвездная архитектура» («Трехмерная межзвездная архитектура»). planits ‘), состоящий из квадратов и прямоугольников, выводящих небоскребы Нью-Йорка из правил зонирования в будущее … большая часть этого была буквально научной фантастикой, поскольку некоторые базовые западные строительные методы были редкостью в СССР.В 1923 году небоскреб было столь же невероятным, как и Летающий город Крутикова пятью годами позже. Этот проект (еще один продукт ателье ASNOVA на Вхутемасе) буквально воплощает в себе фантастический социализм, присущий более, казалось бы, строительным проектам.
OMA, модели CCTV, 2006
Кривые и цилиндры были, как и в построенных проектах, постоянными мотивами, только здесь с еще более явным межпланетным содержанием. Баня Александра Никольского в Санкт-Петербурге, стеклянный купол, который, вероятно, невозможно построить даже сегодня, является одним из крайних примеров, как и то, что кажется внеземным зедлингеном некоего Кочара в Вхутемасе: несколько рядных домов прямо из каталога Neue Frankfurt, выровненные с высокими ротондами.Точно так же в книге Лисицкого есть офисный комплекс Сильченко, другого студента, состоящий из того же самого — опять же, больше 60-х, чем 20-го в непосредственном появлении, что в некотором роде фактически напоминает Башню Рекордов Капитолия, — расположенного в форме квадрата, окруженного кольцами. Даже метаболизм, кажется, ожидается в аддитивных башнях Варенцовской «Wohnsysteme in der Zukunftstadt». Не в Лисицком, но в равной степени космическая эра была спроектирована Лидией Комаровой для штаб-квартиры Коммунистического Интернационала, состоящей из спиральных стеклянных цилиндров: как политически, так и технически это было опасно утопично, поскольку мировая революция решительно не обсуждалась при Сталине.Однако отчасти благодаря книге Лисицкого Neues Bauen переместилась на восток блоком — они ожидали, что новый мир уже ждал их, а не сражался в арьергарде против средневековой техники и мещанской бюрократии. Один из недостатков книги Паре заключается в том, что она не идет в новые города, запланированные Эрнстом Мэем (Магнитогорск и многие другие), и не дает никакого представления о том, что, если вообще что-либо, на самом деле было построено Таутом, «Бригадой Баухауза» Мейера или Lurcat в свои московские годы.Возможно, ничего не осталось. В конце концов, Мэй утверждал, что ему посчастливилось спастись, когда его и других немецких «специалистов» преследовали в середине 30-х годов.
Другой ключевой книгой для мигрантов был Соцгород («Социалистический город») комиссара Николая Милютина, занимающего пентхаус Наркомфина: предложение по линейным городам: а послевоенные новые города могут проследить себя до Магнитогорска. , хотя это могло быть и отвергнуто. Споры о социалистическом городе разгорелись в 1930 году из-за конкурса «Зеленый город» на создание своего рода курортного города под Москвой.Предложение Мельникова было воспринято как сатирическая шутка, город сна для страны, переходящей в принуждение и слежку. На сон жителей подсознательно влияли запахи, звуки и пространственность, так что даже во сне они были доступны властям; тем не менее, Мельников казался беззаботно наивным в своем предложении, и в центре его внимания он поставил «институт преобразования человечества». Но фраза вроде «и более того, весь мир уснул» в сопровождающем его объяснении казалась опасно двусмысленной.
Конкурс выдвинул на первый план две конкурирующие градостроительные идеи авангарда. Первым был «урбанизм», которым руководил некий Леонид Сабсович. Несмотря на название, это была в основном версия города-сада в огромных масштабах с огромными коллективными кварталами, разбросанными по сельской местности. Распространение идеи «социального конденсатора» на целые города, это был особенно утопический вид урбанизма, в котором брак и собственность были бы уничтожены одним махом, архитектурный секспол, в котором «разводы» достигались перемещением перегородки.Но более важными для западных модернистов, особенно в CIAM, были предложения о дисурбанизме. Социолог Михаил Охитович обратил Моисея Гинзбурга, члена CIRPAC, центрального комитета CIAM и большей части группы OSA, в радикально разрозненное понятие городского планирования. Это было ответом на ситуацию, в которой город и деревня фактически находились в состоянии гражданской войны, а огромные примитивные скопления привели к тому, что города приобрели импровизированные окраины, похожие на фавелы. Вместо того, чтобы проектировать новые города или расширять старые, Охитович хотел, чтобы они превратились в огромные сети, соединенные передовым транспортом, простирающиеся по всей сельской местности.«Сеть выиграет, центр погибнет».
Здесь стоит внимательно присмотреться к предложениям дезурбанистов. В то время как подход к планированию в международном стиле с его зонированием и зданиями был пуристским и платоническим, теория дисурбанизма была основана на текучести и изменчивости. В журнале группы OSA Современная Архитектура Александр Пастернак писал, что стационарный дом был «анахронизмом, апатичным и неуместным, больше не активным участником активной и динамичной жизни».Дома, разрабатываемые OSA в то время, были сборными, и их было легко собирать и разбирать, и они предназначались для предоставления государством людям, которые могли делать с ними все, что им заблагорассудится: прототипы Моисея Гинзбурга могли дополнительно сделать два связанных дома или собрать вместе в общий квартал, если жители того пожелают. SA объявила, что отныне понятие здания, построенного на долгий срок, было отменено. Другой прототип, основанный на дипломном проекте Соколова «Вхутемас», был для цилиндрических капсул, размещенных в нетронутой сельской местности.Это была крайность коллективизма с полным упразднением частной собственности и расширением коммунальных услуг, и в то же время крайностью индивидуализма, когда у каждого человека было собственное отдельное жилище, будь то мужчина или женщина, в паре или нет: своего рода «стручок». План этих поселений представлял собой соединенные между собой ленты, каждая из которых представляла собой полосу промышленности, сельского хозяйства, транспорта, объектов культуры и жилья.
Когда эти предложения были представлены на выставке «Зеленый город» в 1930 году, Ле Корбюзье попросили высказать свое мнение о проектах: это стало «Ответ на Москву », позже переименованное в «Сияющий город ».Последняя форма этой книги часто посвящена глупостям советского дезурбанизма. Частные письма между ним и Моисеем Гинзбургом от 1930 года показали, что это был спор, в котором Корбюзье был коллективизатором, а советский архитектор — индивидуалистом, хотя Гинзбург писал, что «вы хотите вылечить город, потому что вы пытаетесь сохранить его, по сути, такой же, как капитализм ». В то время как ответ на Москву превозносил План, рассматривая его как деспотическую силу, наполеоновский «народный трибун», советские дезурбанисты превозносили своего рода демократическое планирование в традициях коммунизма советов.Когда были созданы коллективные сети промышленности и транспорта, а собственность была ликвидирована, люди могли жить там, где они решили разместить свои стручки. Охитович писал, что «чем крепче коллективные связи, тем сильнее индивидуальная личность». Это концепция, далекая от привычного противостояния, с одной стороны, фиксированного, монолитного плана, как в послевоенных разработках ЦИАМ, а с другой — капиталистической анархии ухода со свободного рынка, чтобы переделать город по его образу. В то же время он предлагает подход к разделению между городом и деревней, который был решительно не исследован, несмотря на некоторые поверхностные сходства с подходом Лос-Анджелеса к городской сплоченности.
Борис Иофан, Дворец Советов, 1933
Это главным образом потому, что история скоро догонит эти эксперименты. Конференцию ЦИАМ планировалось провести в Москве в 1933 году. Однако конкурс Дворца Советов в том году показал направление, в котором рост сталинизма шел в архитектуре и планировании — огромном монументальном центре города, хотя большинство архитекторов ЦИАМ принимали в любом случае, особенно впечатляет выступление Корбюзье. Целая книга может быть заполнена необычными планами и моделями, предложенными здесь всеми, от Пельцига до Любеткина, от Гинзбурга до Ладовского.Но сосредоточение внимания на большом городе было противоположностью теорий OSA. Охитович и Гинзбург выступали за снос большей части Москвы, которая превратится в гигантский парк, заполненный памятниками. Тем не менее, это была столица, штампующая свой авторитет в стране: «культ иерархии», который Охитович открыто критиковал. В декабре 1932 года ЦРМКО провел одну небольшую конференцию в Москве, на которой генеральный секретарь ЦИАМ Зигфрид Гидион и другие встречались с Гинзбургом и группой OSA, но игра явно была выиграна: победитель конкурса Дворца Советов был огромным зданием в неоклассическом стиле. Борис Иофан, дизайнер Дома на набережной, который на фотографиях Паре выглядит устрашающе.Гидион фактически отправил Сталину телеграмму и фотомонтаж в знак протеста, которые, к его счастью, так и не были получены. В письме Корбюзье Гедион обрисовал противоречия в позиции CIAM: он выступает против безудержного капитализма, но вынужден подавлять свою политику, чтобы получить работу. Он спросил: «Должны ли мы быть техническими специалистами или политиками?» В последнем случае было бы «невозможно иметь влияние на кого-то важного в данный момент», особенно после того, как возвышение Гитлера отрезало другой центр модернизма.
Яков Черников, Architectural Fantasies , 1925-1933
И на этом конъюнктура, в которой Социалистический город был фикцией современных архитекторов, как небоскребы Дубая для своих современных потомков, закончилась. Тем не менее, в 1933 году было опубликовано одно из величайших ура конструктивизма и возвращение к научной фантастике, из которой он возник: книга Якова Чернихова Архитектурные фантазии . Дизайнер был плодовитым промышленником, и в Санкт-Петербурге сохранилось по крайней мере одно фабричное здание (хотя его нет в книге Пэра), но ни в коем случае не участвовал ни в одной из основных дискуссий того периода.Возможно, это помогает оставить его планы незапятнанными историей и разрушениями, постигшими его современников: соответственно, эти изображения, потрескивая от электричества, изображают яркую промышленную утопию, больше напоминающую космические станции, чем земной Дом Коммуны. Барретт Уоттен сравнил технократический, ритмичный драйв этих образов с детройтским техно: и здесь почти такой же дрожащий страх и ожидание нового мира. Чернихов писал о фантазиях как о раскрытии «скрытых желаний» архитектора.
Яков Черников, Архитектурные фантазии , 1925-1933
Скоро будут скрыты, потому что, конечно, подавлены. Тем не менее, книги Чернихова стали своего рода имиджевым банком для архитекторов в области высоких технологий в 1980-х годах, показывая, что их занятость сама по себе не вызывает преображения мира. Когда «инопланетным зданием» является банк или офисное здание, оно может стать объектом далеких, благоговейных созерцаний. Когда, с другой стороны, инопланетянин входит в повседневную жизнь, когда его нельзя игнорировать, но с ним нужно жить, тогда границы между чужой нацией и отчужденными городами последнего, позднего капитализма могут начать рушиться.
изображение обложки из книги Якова Черникова Architectural Fantasies
Лицензия Creative Commons
Это произведение находится под лицензией Creative Commons License.
/ Лицензия Creative Commons
10 утопических проектов советских авангардистов
В честь выхода читателя Бориса Арватова, одного из основателей ассоциации LEF (Левый фронт искусства), в издательстве VAC Александра Селиванова отобрала десять проектов идеологов авангарда, которые предложили внести кардинальные изменения в жизни советского гражданина, а также всей области искусства.
1
Константин Мельников и реформа сна
« А теперь, если я слышу, что хорошее здоровье требует питания, я говорю — нет, это требует СНА. Все говорят, что для отдыха нужен свежий воздух; опять ошибаюсь — я считаю, что свежий воздух не может перезарядить нашу энергию без сна… Я проектирую купола и камеры для торжествующего СНА; они выдерживают пять видов воздействия: ФИЗИКА от давления и влажности воздуха, потоков воды с массажем до царапания пяток; ТЕРМОКАМЕРЫ от тепла русских каменек (печи в банях) до морозов; ХИМИЯ ароматы лесов, лугов, душистого сена, весны и осени; МЕХАНИКА с лежаками в вращательных, подергиваемых, раскачивающихся, спусковых движениях; МЕНТАЛЬНОСТЬ звук листвы, биение морских волн, гроза, соловьи, чтение, музыка Проект развлекал докторов; и сегодня здравоохранение приближает свои методы к сну, как к лечебному источнику, и я верю, что мой проект и я не так уж далеко, и скоро наука и технологии получат помощь от поэта и музыканта вместе с человеком; и они завершат мою мечту построить СОНАТУ .”
Константин Мельников. Город рационального отдыха, 1930 г.
Конкурсный проект подмосковного отдыха «Зеленый город» Константина Мельникова. 1929-1930 Академия архитектуры и искусств Южного федерального университета / StudFiles
Великий советский архитектор-авангардист считал сон неотъемлемой частью жизни человека. Спальня, которую он спроектировал в своем доме в Кривоарбатском переулке, представляла собой пространство без единого квадратного угла, с плавно перетекающими от пола к потолку перегородками.Кровати, приподнятые над полом, были задуманы как монолитные скульптуры. Стены были выкрашены охрой: такой цвет, с точки зрения Мельникова, вдохновлял золотые мечты.
В 1
году Мельников разработал проект «Спальной камеры» на конкурс на проектирование Зеленого города, городка отдыха под Москвой; он предложил рационализировать процесс отдыха за счет трансформации организации коллективного сна, включая наклон пола в камерах, фоновые звуки, запахи, влажность и температуру. Сады, детские площадки, лес, зоопарк, зал отдыха, туристические павильоны, передвижные рестораны и кафе, библиотеки и пункты раздачи спортивного инвентаря — все это находилось в кольце автомобильных дорог; и Институт Человека был прямо посередине. Двенадцать корпусов Sleep Lab, в которых одновременно должны были спать 4000 человек, располагались по кругу в лесу. В профессиональном сообществе заговорили о строительстве подобных центров по всей стране, но в 1931 году проект был закрыт из-за начавшихся градостроительных дебатов и начавшегося преследования авангарда.Спустя шесть лет Мельников, или каскадер, фокусник и формалист, как его тогда называли советские СМИ, был уволен с должности руководителя архитектурно-дизайнерской мастерской №7 Моссовета и фактически , лишенный каких-либо заказов. Все, что он создавал на всю оставшуюся жизнь, только копилось в ящике его стола. 2 Лев Троцкий и новый образ жизни Обеспечит ли революция новый образ жизни? Почему бы и нет, точно будет.Однако такой образ жизни, как и общество в целом, не будет формироваться слепым путем, как коралловые рифы, а будет построен осознанно, вдумчиво исследован, направлен и отрегулирован. Когда образ жизни перестает быть спонтанным, он также перестает быть застойным. Когда человек начинает возводить дворцы на вершине Монблана и на дне Атлантики, регулировать любовь, питание и развитие личности, поднимая средний человеческий тип до уровня Аристотеля, Гете и Маркса, он добавляет яркости , богатство, интенсивность, а также высочайший динамизм его жизни.Трудно сформированная оболочка жизни лопнет под давлением новых технических и культурных изобретений и биопсихических достижений . Лев Троцкий. Проблемы культуры. Переходная культура, 1927 Лев Троцкий. Рисунок Юрия Анненкова. 1922 © Частное собрание / Диомедия Принято считать, что в 1920-е годы правительство не оказывало поддержки лидерам авангарда: и Ленин, и Сталин были довольно консервативными.Однако один из вдохновителей революции был открыт для новой культуры и сыграл значительную роль в самых радикальных художественных начинаниях. Рассматривая человека как субъект и объект социалистического искусства, риторика Льва Троцкого включала в себя утверждения о необходимости реформировать распорядок дня, образ жизни и сознание руками архитекторов, градостроителей, инженеров и директоров. Его выступления публиковались в «Правде», «Известиях ВЦИК» и других газетах Коммунистической партии, а также в сборниках «Вопросы благосостояния» и «Вопросы культурной работы».Темы были самые разные: от новых советских СМИ и этикета до защиты материнства и деятельности клубов и библиотек. Троцкий считал, что в недалеком будущем общественность полностью победит частное, люди откажутся от личных вещей и любых проявлений индивидуализма, и вся жизнь будет проведена в выделенных общественных местах: сон будет происходить в коммунах, питание на коммунальных кухнях, воспитание детей в детских садах и школах, отдых в клубах.Такой новый образ жизни взрастит нового организованного человека, готового строить социализм. В 1920-х годах отрывки Троцкого поддерживали Пролеткульт, конструктивисты и рационалисты, но через некоторое время, как раз в 1930-х годах, большинство обвинений против репрессированных авангардистов содержали термин «троцкист». 3 Александр Богданов: Институт тектологии и крови Титульный лист книги Александра Богданова «Общие организационные науки (тектология)».Ленинград Москва, 1925 г. Аукционный дом «Империя» До революции Александр Малиновский (Богданов) писал книги по экономике для рабочих, лечил Николая Бердяева в психиатрической больнице, вел классы для политзаключенных, а в 1 | году был ближайшим соратником Ленина. В 1909 году он иммигрировал в Италию и стал одним из основателей Социал-демократической группы «Вперед», которая выступала против юридических форм борьбы и пропагандировала пролетарскую культуру и философию. В 1911 году Богданов сделал большой поворот: он отказался от политической деятельности и занялся новой наукой, тектологией, которую он фактически провозгласил таковой.Тектология изучала следующий предмет: организация и формирование сложных социальных систем, основанных на меняющемся и динамическом равновесии, существующем в природе. По сути, Богданов был первым, кто четко сформулировал принципы самоорганизации в сложных системах. Его идеи, опубликованные под названием «Тектология» в трех томах, повлияли на системный подход, который был фундаментальной концепцией двадцатого века, а также на концепцию устойчивого развития (в 1970-е годы) и кибернетику.
В 20-е годы прошлого века Богданов сосредоточился на теории антивозрастного воздействия на организм, которая предусматривала переливание крови от молодых к пожилым людям.В эксперименте было много участников, например, революционер Леонид Красин и сестра Ленина Мария Ульянова. Сталин одобрил идею создания специального института крови, и в 1926 году он был открыт на улице Якиманка в Москве. Богданов тоже принимал участие в экспериментах и умер после одного из них.
4
Алексей Гастев и создание забастовщика
Отработка производительных движений в CIL.1923 г. Склеп
Алексей Гастев, революционер, был поэтом, изобретателем, идеологом и провидцем. Его интересовали психотехнология и физиология, производственные технологии и оптика, театр и изобразительное искусство, стандартизация и тектология Богданова. И все эти интересы были связаны с идеей вырастить новую рабочую силу, которая будет поджарым, рациональным и хорошо организованным сверхчеловеком.
Такой новый вид человека должен был стать результатом работы Центрального института труда, основанного Гастевым на Петровке в 1920 году.Сотрудники лаборатории CIL изучали и документировали рабочие процессы, разрабатывали тренажеры для различных профессий и работали над оптимизацией работы. Гастев собрал под одной крышей разных специалистов, таких как Николай Бернштейн, основоположник научной биомеханики, Николай Левитов, автор работ по психотехнологиям, Соломон Никритин и Сергей Лучишкин, оба артиста, работавшие в Проекционном театре при ЦИЛ, Александр Брюжес , физиолог и многие другие. Новые трудовые отношения и навыки, связанные с научным менеджментом труда (СМТ), по мнению Гастева, должны были повлиять на работу советских людей, а также на их повседневный образ жизни и культуру.Так могло постепенно появиться новое общество.
Тысячи человек использовали тренажеры для отработки наиболее экономичных производительных движений ударной категории (операции с молотками, хвастунами и аналогичными инструментами) и прессовой группы (операции с напильниками и т. Д.). В институте проводились психотехнологические эксперименты, связанные, например, с концентрацией внимания и утомляемостью. Время отклика проверялось на имитаторах подножек локомотивов и трамваев, оборудованных кинопроекциями.Биомеханическая лаборатория проверила фазы движения, прикрепив лампы к суставам испытуемых, и была проведена циклическая фотосъемка. Подобные тесты были проведены в немецких и американских психотехнологических лабораториях; однако в СССР такие эксперименты были почти забыты, и через несколько десятилетий их пришлось изобретать заново. Что касается Гастева, то он был арестован в 1938 году и через год расстрелян. КИЛ была ликвидирована в 1940 году.
5
Николай Кузьмин: научное устройство благополучия и жизни в коммуне от рождения до смерти
Научное расположение физических архитектурных компонентов (свет, цвет, форма, вентиляция и т. Д.), а точнее научная организация труда — это одновременное совмещение человеческих эмоций, что является прямым следствием продуктивности, т.е. повышение работоспособности человека — источник его радости .
Николай Кузьмин. Проблемы научного устройства благосостояния, 1930
Аксонометрическая проекция жилого комплекса «Шахтерский поселок» в Анжеро-Судженском угольном районе. Дизайн Николай Кузьмин. 1
Незадолго до выпуска она покинула труппу.