Вриланд: Диана Вриланд | Vogue Russia
Какой была Диана Вриланд — слушайте книгу на Storytel
T
специальный проект
Женщина, которая жила не по правилам
текст: Валерия Давыдова
редактор: Лера Гамина
иллюстратор: Нина Кузьмина
Из чего состоит культ Дианы Вриланд ― легендарного главного редактора Harper’s Bazaar и Vogue? Она проделала путь от светской дивы к почитаемой и обожаемой всеми иконе моды. Вриланд после работы в Harper’s Bazaar и позиции главного редактора Vogue US изменила свою карьеру в 69 лет, став движущей силой Института костюма Метрополитен-музея и была включена в Международный список Зала славы самых стильных людей.
В международном сервисе аудиокниг Storytel вышла автобиография «D.V.: Диана Вриланд», написанная еще в 1984 году. И это поистине документ эпохи, в котором карьерный и жизненный путь Вриланд ловко вплетен в важнейшие события прошлого века. Мы выбрали главные принципы жизни иконы стиля и попросили Алену Долецкую, которая озвучила аудиоверсию книги, прокомментировать их.
Почему бы вам не?
Алена Долецкая: «Диана Вриланд получала удовольствие от написания этих колонок. Она особенно гордилась тем, что самому Уильяму Херсту, владельцу издательского дома, они нравились. Диана была гораздо свободнее других. И Кармел Сноу поняла, что такой неуемной, всегда блистательно одетой, лучше всех танцующей, общающейся с правильными людьми девушке можно спокойно доверить колонку.
В этих колонках был заложен фундамент подхода Вриланд к жизни и работе. Она действительно порой говорила абсолютно абсурдные вещи в „Почему бы вам не?“. Например, налить полную ванну шампанского и полежать в ней, чтобы улучшить настроение. Что было совершенно нормально в то время, поскольку эти журналы издавались для довольно состоятельных дам. Вриланд умела мыслить „перпендикулярно“ при четких фундаментальных знаниях литературы, искусства, музыки. Этот баланс надо было уметь соблюдать ― и многим он казался излишне экспериментальным. Но зато позже создал славу журналу Vogue, который предвосхищал то, что будет модно, а не отражал сегодняшнюю жизнь».
наведите на иллюстрацию, чтобы узнать больше
В 1936 году главный редактор Harper’s Bazaar Кармел Сноу встретила Диану Вриланд на вечеринке в отеле St. Regis в Нью-Йорке. Она любовалась светской девушкой Дианой в кружевном платье Chanel с болеро и с розами в волосах. На следующее утро Сноу позвонила Вриланд и предложила ей работу в журнале. Диана возразила, что за исключением бельевого магазина в Лондоне работать ей не приходилось, на что Кармел заметила: «Но, кажется, вы много знаете об одежде».
Так началось победное шествие Дианы Вриланд в мире модных журналов. Она стала вести колонку «Почему бы вам не?», в которой предлагала читательницам экспериментировать. Чаще всего речь шла об абсурдных вещах: «Почему бы вам не украсить выхлопную трубу автомобиля мехом?», «Почему бы вам не вымыть белокурые волосы вашего ребенка выдохшимся шампанским, как это делают во Франции?».
Vogue и Met
Алена Долецкая: «Если посмотреть архивы журнала Vogue времен руководства Дианы Вриланд, вы увидите, что она находила новые лица и умела открывать тех, кто останется в веках.
У Дианы Вриланд был ярко выраженный вкус, тонкость по отношению ко всему: будь то цвет, запах, блеск ботинок, место для съемки. Она не столько экспериментировала, сколько реализовывала свои мечты и свое видение. Если она считала, что, например, именно Верушка должна сняться именно у Нормана Паркинсона на горе в Турции, ― значит, именно такой образ сложился у Вриланд.
Вриланд была королевой “визуального ряда”, как теперь выражаются, и она ставила точные задачи стилистам, фотографам, иллюстраторам, графическим дизайнерам, которые многим в тот момент могли казаться новаторством. Диана экспериментировала с фотографами, местом съемки и главным образом ― с героями. Она снимала в Vogue музыкантов из Rolling Stones, что в тот момент не могло прийти в голову ни одному главному редактору. И речь не только о том, что они стали знаменитыми, а о том, что она увидела в них стиль, который станет культовым… Она была перфекционистом и позволяла себе смелые выходки ― могла быть капризной, во всем старалась дойти до самой сути, но при этом не теряла удовольствия от того, чем занималась».
наведите на иллюстрацию, чтобы узнать больше
В 1962 году Диана Вриланд переходит работать в Vogue в качестве младшего редактора. Через год она уже стала главным редактором, а значит, ни журнал, ни мода в целом не могут быть прежними. Диана полностью изменила концепцию обложки — материалы теперь посвящались не только моде, но и современной (на тот момент) культуре. В центр внимания попадали художники, актеры, певцы, политики, общественные деятели. Вриланд активно открывает новые лица: Эди Седжвик, Твигги, Верушку фон Лендорф, Пенелопу Три, Джин Шримптон, Сьюзи Паркер и Марису Беренсон. Vogue превратился в издание, которое не просто пишет о том, что будет модно, а определяет моду.
Вриланд проработала в Vogue до 1971 года. После увольнения стала консультировать в нью-йоркском Метрополитен-музее и курировать выставки. Именно благодаря ей стали выставлять главных модельеров. Первая подобная выставка прошла в 1973 году и была посвящена миру Баленсиаги. Мода заслугами Вриланд перешла из ранга искусства в ранг науки, академического знания, дисциплины. К моменту выхода автобиографии Дианы в 1984 году прошло уже 12 выставок.
Николсон и пластырь
Алена Долецкая: «Автобиография Вриланд ― на самом деле, конечно же, не автобиография. Это некое полотно, океан воспоминаний. В ней много неточностей, незавершенностей.
Но эту книгу стоит рассматривать в контексте истории. Сегодня мы живем в быстром темпе — меняются ценности, которые, не успевая сформироваться, пропадают. И сейчас все озабочены новой этикой, терпимостью ― не дай бог кого-то оскорбить. Вриланд иногда говорит не самые популярные вещи, и тем не менее это никто не воспринимал и, надеюсь, не воспримет как оскорбление».
В 1984 году вышла автобиография Дианы Вриланд под названием «D.V.». При этом D. V. ― не только как инициалы, но и фраза на латыни Dominus vobiscum («С божьей помощью»). Книга начинается с описания, как Вриланд наклеивала на задницу Джека Николсона согревающий пластырь. И так, с места в карьер, читатель отправляется по истории жизни Дианы ― встречается с ее знаменитыми друзьями, окунается в мир парижской и лондонской интеллигенции и видит историю двадцатого века глазами одной из самых значимых женщин в мире моды.
При этом в книге есть спорные моменты ― например, Вриланд говорит о себе как об антифеминистке. А еще восхищается аксессуарами, сделанными в виде голов людей афроамериканского происхождения. Книга надиктовывалась Вриланд в прошлом веке, а готовилась к изданию в 1970–1980-х годах ― и никому тогда в голову не пришло ее порицать за эти шокирующие высказывания.
наведите на иллюстрацию, чтобы узнать больше
Голос Дианы Вриланд
Алена Долецкая: «У меня не возникало ни тени сомнения, озвучивать книгу или нет, ― я ее прочитала лет пятнадцать назад, она у меня есть в двух экземплярах в разных изданиях. Более того, мне это было легко, потому что она пишет так, как говорит ― живо, смешно и самоиронично. Мне всегда казалось, что открытость Дианы Вриланд, ее решительность, бесстрашие, феноменальное жизнелюбие близки мне самой. Я люблю журнал ее периода, который был иногда неровным и не на каждой странице упоительным. Но в нем было много бесстрашной энергии. Благодаря ей Vogue стал изданием, умевшим смотреть вперед, а не отражать светскую и модную жизнь».
«D.V.: Диана Вриланд» ― это серия воспоминаний культовой фигуры в мире моды и глянца XX века. Диана Вриланд работала модным редактором Harper’s Bazaar, главным редактором Vogue c 1936 по 1971 год и стала влиятельнейшей женщиной своей эпохи в мире высокой моды.
Биографию легендарного главного редактора американского Vogue озвучила Алена Долецкая, публицист, журналист и первый главный редактор журнала Vogue в России.
Послушать книгу «D.V.: Диана Вриланд» можно на международном сервисе аудиокниг Storytel.
При регистрации по ссылке — бесплатный доступ к библиотеке Storytel на 30 дней.
{«width»:1200,»column_width»:83,»columns_n»:12,»gutter»:18,»line»:37}false7671300falsetruetrue[object Object]{«mode»:»page»,»transition_type»:»slide»,»transition_direction»:»horizontal»,»transition_look»:»belt»,»slides_form»:{}}{«css»:».editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}»}Главный редактор Vogue Диана Вриланд об эпохе Сергея Дягилева и Коко Шанель
В издательстве «МИФ» вышла автобиография одной из величайших икон моды XX века Дианы Вриланд, модного редактора Harper’s Bazaar и главного редактора Vogue, чье чувство стиля и талант определяли мир высокой моды на протяжении пятидесяти лет. Forbes Woman публикует главу из книги— Vreeland — через V, — поясняю я всякий раз, когда приходится называть свое имя по телефону. — V как victory! V как violent!
Помню, как одна телефонистка сказала мне во времена, когда я еще жила в Англии:
— Нет, мадам, V как violet.
Мне понравилось, как она меня осадила. Вернула меня туда, где было мое место.
Мне нравился лиловый оттенок.
У моей сестры Александры лиловые глаза. Она на четыре с половиной года моложе меня, поэтому была еще малышкой, когда в 1914 году вся семья переехала из Парижа в Нью-Йорк. Помню, ее называли Самым Красивым Ребенком в Центральном парке. В те времена мир казался очень маленьким и полнился всевозможными мини-титулами наподобие этого. Она сидела в своей коляске — как вы понимаете, ужасно разодетая, — и люди останавливались просто посмотреть на нее. Заметив, что прохожие разглядывают ее, я подбегала к коляске, потому что очень гордилась сестрой.
— О, что за прелестное дитя! — восклицали они.
— Да, — неизменно отвечала я, — и у нее лиловые глаза… Однажды между мной и моей матерью случилась отвратительная сцена. Она сказала мне:
— Плохо, что у тебя такая красивая сестра, а ты столь уродлива и безнадежно завидуешь ей. В этом, конечно, и кроется причина, почему ты не можешь ладить с ней.
Меня ее слова не задели так уж сильно. Я просто вышла из комнаты. Я никогда не трудилась объяснять, что люблю сестру, что горжусь ею больше всего на свете, что совершенно ее обожаю… Родители, как вам известно, могут быть невыносимыми.
Мы с матерью не испытывали друг к другу нежных чувств. Как и многие матери и дочери. Она была чрезвычайно привлекательной. Я скажу вам, кто мы для американцев: Хоффман и Кей из Балтимора. Фрэнсис Скотт Кей — мой двоюродный прадед. Мама — урожденная Эмили Кей Хоффман. Ее отца звали Джорджем Хоффманом. Я ничего не знаю о Балтиморе. Ничего не знаю о своих корнях. Но знаю одну историю: моя прабабушка и ее сестра судились из-за обеденного стола и так допекли судью — дело происходило в Балтиморе, — что он попросил плотника распилить стол надвое и сказал: «Женщины, отправляйтесь восвояси и держитесь отсюда подальше, каждая со своим куском!»
Мои родители познакомились в Париже. Семья матери, несмотря на американское происхождение, постоянно находилась в Париже. Моя девичья фамилия — Dalziel, которая произносится как Диэл. Однажды ее даже упомянул журнал Reader’s Digest как одну из трех наиболее труднопроизносимых фамилий в мире. Еще одна — Cholmondeley (произносится как Чамли). Третью не помню, но уверена, что она английская. Невероятно трудный язык. Dalziel восходит к 834 году и Кеннету Первому, королю Шотландии. На древнем гэльском слово означает «бросаю вызов». Это обо мне.
Мой отец, Фредерик Диэл, был англичанином абсолютно европейского склада. С Нью-Йорком он имел не больше общего, чем я — с Персией или Сибирью. Моя мать была жгучей брюнеткой. Как и я когда-то. Но, конечно, она-то слыла красавицей. Я нисколько на нее не походила. Она считалась одной из представительниц La Belle Epoque в Париже, тут не может быть никаких сомнений.
Мне невероятно повезло — не считайте меня неблагодарной, — родители очень любили нас. Породистые, богемные, обожающие удовольствия привлекательные парижане, они жили в переходный период между эдвардианской эпохой и современным миром. Деньги, казалось, не имели для них никакого значения, и родители блестяще справлялись с тем, чтобы окружить нас — не ради нас самих, а потому что сами вели такую жизнь — удивительными людьми и событиями. В нашем доме бывали потрясающие личности. Ирен и Вернон Кастл. Нижинский приходил вместе с Дягилевым. Не скажу, что он произвел на меня впечатление, но я видела его — и получила о нем представление. Зато Дягилев был выразителен. С прядью седых волос среди черной гривы, он надевал шляпу совершенно изумительным образом. Я помню его весьма отчетливо. А молодой Нижинский напоминал домашнего грифона. Он обычно молчал. Но, разумеется, мы понимали, что видим самого выдающегося танцора в мире. Мы просто знали это — детей не обманешь.
Между тем няня у меня была чудовищная. Конечно, няни часто бывают недовольными.
Они, возможно, и любят детей, но это не их дети, и наступает время, когда они уходят навсегда. Я не выносила свою няню. Она была худшей из всех.Но должна признать: есть один ужасно привлекательный факт, связанный с ней, которого мне не забыть. Ее звали Пинк. Я всегда считала это имя невероятно стильным.
В Париже Пинк ежедневно — кроме среды, своего выходного, — выходила с нами из дома, и мы шли по Авеню дю Буа, ныне Авеню Фош, к Булонскому лесу, где могли поиграть. По средам же моя бабушка поручала нас своей помощнице, мисс Нефф, отвратительной, всеми брошенной, сломленной, старой — старой! — приятельнице-американке, которая всегда носила одно и то же древнее платье из черного кружева. Мисс Нефф водила нас в Лувр смотреть «Мону Лизу». Вечное черное кружевное платье, Лувр, «Мона Лиза»…
Однажды настал день, когда мы пришли к «Моне Лизе» в сто десятый раз. Мы должны были встать тут, затем там, после здесь, здесь и здесь, потому что, как мисс Нефф неизменно объясняла нам, «она всегда смотрит на тебя…».
Мы с сестрой послушно исполняли то, что нам говорили, поэтому знали «Мону Лизу» прилично. В ту среду мы рассмотрели ее со стольких ракурсов, что охраннику пришлось подойти к нам и попросить покинуть музей, поскольку мы оказались последними посетителями Лувра. Я помню, как звучали наши глухие маленькие шаги, пока мы проходили по опустевшим мраморным залам, стремясь наружу. На следующее утро во всех газетах сообщили, что минувшей ночью «Мону Лизу» украли.
Кажется, бедную старушку нашли в сырой ванной нищего художника вырезанную из рамы, свернутую в рулон и засунутую в мусорное ведро. Ее не разворачивали два года. Не забывайте, что это была самая знаменитая картина в мире, и не забывайте также, сколь мал был этот мир тогда. Ее пропажа стала подлинной трагедией. Подобно похищению ребенка, которого вы любите больше всего на свете.
Возвращение картины наделало много шума, но еще больше шума произвела ее кража. Мы с сестрой оказались последними, кто видел ее до исчезновения. За один день мы превратились в самых знаменитых детей, игравших в Булонском лесу. В следующую среду, когда мисс Нефф планировала вести нас в Лувр смотреть «Мону Лизу», той там уже не было. Полагаете, в том возрасте мы сильно переживали? Нет, мы испытали колоссальное облегчение. Вместо этого нас отвели в лес, что понравилось мне гораздо больше.
Вообще-то, все мои мечты связаны с Булонским лесом. Я воспитывалась в мире «великих красавиц», в мире, где кокотки, женщины полусвета, считались важными персонами в Париже. Они были замечательными хозяйками, замечательными домоправительницами, замечательными женщинами в роскошных платьях. Они жили в собственном полумире, и этот полумир имел огромное значение. А Булонский лес — место, где они прогуливались ранним утром. В этом и состоял секрет красоты представительниц полусвета. Они дышали утренним воздухом. Дамы приходили туда в половине девятого утра. Затем возвращались домой отдохнуть, сделать массаж и подготовить меню для вечернего приема своих мужчин-покровителей. В те времена они ложились в постель значительно раньше. Полуночные трапезы, к которым мы привыкли в последние несколько лет, были для них немыслимы. Так что эти женщины отличались необыкновенной красотой.
Разумеется, я всегда сходила с ума по одежде. У рожденного в Париже нет шанса забыть об одежде хоть на минуту. А какие наряды я видела в Булонском лесу! Теперь я понимаю, что наблюдала там зарождение нашего века. Все было внове.
Конечно, ощущалось сильное влияние Дягилева. Колорит, экстравагантность, характер, волнение, страсть, стук, звук, треск. .. Этот мужчина расщепил атом! Его влияние на Париж оказалось всеобъемлющим. Предыдущая эдвардианская эпоха обладала твердостью стали. Ей предстояло длиться, пока не грянет нечто. Что ж, это нечто грянуло и смело на своем пути все, включая моду, потому что мода — часть общества и часть жизни.
Цвета! Прежде красный не был красным, а лиловый — лиловым. Они всегда оставались слегка… сероватыми. Но одежда женщин в Булонском лесу поражала цветами, острыми как нож: красный красный, неистовый лиловый, оранжевый — когда я говорю «оранжевый», я имею в виду красный оранжевый, а не желтый оранжевый, — нефритовый зеленый, кобальтовый синий. И ткани — шелк, атлас, парча, расшитые мелким жемчугом, подернутые серебром и золотом, отороченные мехом и кружевом, — воплощение великолепия Востока. Никогда больше мир не видел такой роскоши. Эти женщины выглядели богато.
Их силуэты смотрелись совершенно по-новому. Почти в одночасье скрученные, изогнутые, затянутые в корсеты фигуры викторианских леди исчезли. Пуаре (Поль Пуаре (1879–1944) — парижский модельер, оказавший огромное влияние на моду в первой четверти XX века. — Прим. ред.) стал дизайнером, ответственным за перемены в моде — за уход от Прекрасной эпохи и ее красивых эдвардианских женщин с огромными глазами и тугими корсетами. У дам тех времен были талии и сиськи. Полагаю, у них также имелся живот и все остальное. Но Пуаре ничего не оставил. Корсеты пропали. Вместо изгибов появились прямые линии. Казалось, каждый устремлялся к земле. Естественность женского тела — вот что было в новинку. Но часто юбки оказывались так узки, что женщины едва могли шагать. Я помню, как они пытались удержать равновесие, неся на голове огромную шляпу, украшенную райскими птицами, кокардами или перьями, и семеня через Булонский лес микроскопическими шажками…
Их туфли были так красивы! Дети, само собой, имеют особое представление о том, что связано с ногами. Они к ним ближе. Я помню обувные пряжки из искусственных камней, какие носили в восемнадцатом веке, — ограненные намного изящнее алмазов и выглядящие очень дорого. Люблю, когда ноги украшены. И по сей день именно так я отношусь к обуви.
А лошади! Автомобили были в новинку, но те женщины держали лошадей, которых всегда запрягали парой либо цугом. В моих детских глазах красота лошадей и красота женщин, которым они принадлежали, были неразделимы.
Представьте себе Елисейские Поля — они все те же… Хотя теперь там меньше деревьев и растут они уже не так буйно, как прежде. Улица все еще остается усладой для глаз — прямая и протяженная… Я помню скачки на Елисейских Полях, призванные определить, кто из соревнующихся — пара серых или пара гнедых — доберется до последнего холма рысью без остановки. Это было целое событие! Момент торжества этих женщин — а также мужчин, их содержавших.
Кто, как вы думаете, знал все о тех необыкновенных женщинах? Известен ли вам ресторан Maxim’s? Заходя в него с улицы, вы, само собой, встречаете швейцара. Дальше — старшего лакея. По крайней мере, так было раньше. Лакей выполнял обязанности посыльного. Это его вы просили сбегать на улицу и купить три экземпляра газеты Paris-Soir или что угодно другое — в те времена этим занимались посыльные, — и нужная вещь оказывалась у вас на столе.
Спустя несколько лет после Второй мировой войны один видный посыльный из Maxim’s, почтенного возраста мужчина, предложил журналу Harper’s Bazaar свою cahier — маленькую записную книжку с фактами о представительницах полусвета Прекрасной эпохи. Не спрашивайте,как такое везение могло свалиться на нас. Но в те дни имя Harper’s Bazaar гремело в Париже. И главный редактор журнала, Кармел Сноу, тоже была в Париже знаменитостью. Каждый знал эту сумасшедшую блистательную ирландку. Все ее обожали — пьяную или трезвую. Она всегда одевалась умопомрачительно. И часто бывала пьяной — именно пьяной, а не слегка навеселе. Ей удавалось великолепно говорить, но встать и пойти она при этом не могла.
Однако суть не в этом. Суть в записной книжке, которую Кармел передала мне. Я перевела и опубликовала ее в Harper’s Bazaar. И, вообразите, ни один человек в издательстве и ни один читатель не заикнулся о том, насколько это уникальный, общественно значимый документ.
Крохотный потертый блокнотик. Французы весьма рачительно относятся к бумаге. Мы с вами обычно оставляем первую страницу блокнота пустой и начинаем писать на его правой стороне. Но этот посыльный был истинным французом: он начал заполнять записную книжку слева, с самого верха — так, что над первой строчкой не осталось и толики пустого места. Блокнот содержал полный перечень всех известных женщин Парижа с обстоятельным описанием всех деталей — например, «родинка на левом бедре», pas tout à fait de premier ordre )Не высшего класса (фр. ). — Прим. ред.) «родилась в Шайо», «баронесса не догадывается» и так далее. Этот старичок… вы только подумайте, он единственный человек в мире, знавший, что существует девушка с родинкой на левом бедре; девушка, которую некогда вожделел Герцог Какой-то Там и которая после его смерти не осталась, видимо, assez connue(Довольно известной (фр.).— Прим. ред.) и потому была обязана заплатить высокую цену. На мой взгляд, это нечто невообразимое. Такое невозможно придумать, поскольку, как известно, правда всегда оказывается удивительнее вымысла.
Материал по темеОсобенно выделялись англичанки. Они были неподражаемы. И пользовались огромной популярностью. Женщины полусвета могли иметь сколько угодно любовников до тех пор, пока об этом никто не знал. Они читали собственные газеты, их обслуживали собственные парикмахеры и собственные портные. Вы наверняка смотрели «Жижи» (французский музыкальный фильм 1958 года о девушке, которую готовили к роли кокотки. — Прим. ред). Они разбирались в сигарах, бренди и вине, могли нанять первоклассного повара. Многие мужчины не жили в Париже, но содержали там великолепные дома. Моя приятельница, изумительная женщина, которая работала на Кристиана Диора, однажды сказала мне:
— И не забывайте, мадам Вриланд, что мы часто служили прикрытием для английских мужчин, которые приезжали исключительно за мальчиками. Девушки были просто фасадом. Мы занимались домом, который для видимости нам покупался. Мы принимали розовый жемчуг из рук эрцгерцога и серый жемчуг из рук великого герцога, и каждое украшение соревновалось с другим в роскоши и изяществе. Джентльменам приходилось выглядеть безукоризненно в глазах их друзей, устраивая спектакли с новыми соболиными шубами, новой парой лошадей серой масти, красивой повозкой и прочим в этом духе. — Она рассказывала мне много всего, потому что сама находилась на шикарном содержании.
В 1909 году в дом моих родителей на улице дю Буа Дягилев привел Иду Рубинштейн. Он считал, что у моей матери отменный вкус. И эта встреча была для него очень важна. Если бы мама одобрила, Ида Рубинштейн — невообразимая красавица и совершенно неизвестная танцовщица, которую отстаивали Фокин и Бакст, — сыграла бы заглавную роль в «Клеопатре», а лорд Гиннесс помог бы оплатить целый сезон «Русского балета» в Шатле. ́ Тогда лорд Гиннесс был одним
из выдающихся покровителей парижских женщин. Возможно, он также любил мальчиков. И Иде Рубинштейн предстояло выступить своего рода прикрытием — чтобы, так сказать, защитить его репутацию.
Мы с сестрой не пропускали ничего. Как, впрочем, и все дети — если только вы не держите их в изоляторе. Я пряталась за ширмой. И вот вошла Ида Рубинштейн…
Одетая во все черное — прямое черное пальто в пол. В те дни при входе в помещение оставались в верхней одежде, потому что нельзя было предугадать температуру внутри. Подол ее пальто украшала широкая полоса черного лисьего меха. Такой же мех — на воротнике и манжетах. И из него же — огромная муфта, почти заменявшая рукава, в которой она держала руки, когда вошла в дверь. На ногах у нее были высокие замшевые сапоги. А волосы напоминали волосы Медузы: роскошные крупные черные локоны под черной вуалеткой, которая немного их усмиряла и едва прикрывала глаза. О, эти глаза за вуалью… Я никогда раньше не видела тени для век. Если вы прежде не видели теней, такой момент — самый подходящий, чтобы их увидеть! Длинные несуетливые глаза — черные, черные, черные, — и двигалась Ида подобно змее. Однако не несла опасности. Высокая, гибкая, чувственная, пластичная — само воплощение линии, линии, линии. Она не была профессиональной танцовщицей, но хотела танцевать в балете. Если не ошибаюсь, происходила она из богатой петербуржской семьи. Сексуальная еврейская девушка с достатком.
Мою мать Ида пленила. И она дала Дягилеву свое одобрение. Помню, как мать говорила ему:
— Она, быть может, и не профессиональная танцовщица, но, если уж на то пошло, ей и делать не нужно ничего, кроме как возлежать на сцене с выражением томной неги на лице.
Как вам, возможно, известно, в этом спектакле на сцену ее внесли на своих спинах четыре нубийца, одетые в костюмы, сплошь расшитые мелким жемчугом. На ней же одежды почти не было. Зато на большом пальце ноги — крупное кольцо с бирюзой… Так прелестно. Спектакль представлял собой ужасающую вакханалию, во время которой все поглощали друг друга… Ей же и правда не пришлось ничего делать.
Дягилев был более чем доволен, потому что знал: лорд Гиннесс будет поддерживать его в течение всего театрального сезона в Шатле. Лорд Гиннесс также был безмерно доволен, поскольку получил свое прикрытие. Там это и произошло, а 1909-й — год, когда это произошло, и говорят, что произошло все именно так.
Диана Вриланд | Биография, Harper’s Bazaar, Vogue, The Eye Has to Travel и факты
Диана Вриланд
Смотреть все медиа
- Дата рождения:
- 29 июля 1903 г. Париж Франция
- Умер:
- 22 августа 1989 г. (86 лет) Нью-Йорк Нью-Йорк
Посмотреть весь связанный контент →
Диана Вриланд , урожденная Дайана Далзил (род. 29 июля 1903 г., Париж, Франция — умерла 22 августа 1989 г., Нью-Йорк, Нью-Йорк, США), американский редактор и эксперт в области моды, чья драматическая личность и отличительные вкусы отметили ее успешное руководство Крупные американские журналы мод середины 20 века.
Дайана Далзил была дочерью отца-шотландца и матери-американки, в доме которых частыми гостями были ведущие артисты того времени. В 1914 году семья иммигрировала в Соединенные Штаты, спасаясь от Первой мировой войны, и поселилась в Нью-Йорке. Там Далзил посещал школу Бриарли, занимался балетом и жил жизнью дебютантки. В 19В 24 года она вышла замуж за Томаса Р. Вриланда, с которым жила в Олбани, штат Нью-Йорк, до 1928 года, в Лондоне до 1936 года, а затем в Нью-Йорке. Она стала натурализованным гражданином в 1925 году.
В 1936 году Вриланд начала публиковать для Harper’s Bazaar веселую легкомысленную колонку под названием «Почему бы вам не…?», которая стала очень популярным отделом. В 1939 году она присоединилась к штату Harper’s Bazaar на полную ставку и вскоре после этого была назначена модным редактором. Она занимала этот пост в течение 23 лет, став одной из доминирующих личностей в журнале и завоевав признание как один из самых проницательных и влиятельных обозревателей модной сцены.
В 1962 году Вриланд покинула Harper’s Bazaar и присоединилась к Vogue , главным редактором которого она стала в 1963 году. , и возмутительно. Были представлены молодые и эксцентричные, а фотография и дизайн были рассчитаны на то, чтобы отразить эпоху молодежной культуры, рок-музыки и ниспровержения традиционных стандартов. Редакционные материалы в журнале часто следовали ее собственному идиосинкразическому стилю, что проявляется в таких заявлениях, как «Розовый — это темно-синий цвет Индии». В частности, она создала понятие «красивых людей», подкласса молодых, богатых и свободных членов менее эксклюзивного международного круга, которые должны были задавать тон в моде, искусстве и обществе.
Вриланд была снята с поста главного редактора Vogue в 1971 году, когда миновали пьянящие модные излишества 1960-х годов. Позже в том же году она была назначена специальным консультантом Института костюма Метрополитен-музея (основанного в 1937 году Ирен Льюисон). Там она организовала серию выставок, которые привлекли множество посетителей.
Женщина яркой индивидуальности, Вриланд оставалась дуайеном американской высокой моды, получая множество наград и наград. Она опубликовала книгу о моде, Allure , 1980 г., и ее автобиография, Д.В. , 1984 год. После ее смерти Вриланд стала героем документального фильма Диана Вриланд: Глаз должен путешествовать (2011), выпуск которого сопровождался одноименной журнальной книгой.
Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.
Подпишитесь сейчас Редакция Британской энциклопедии Эта статья была недавно отредактирована и обновлена Алисией Желязко.archives.nypl.org — Документы Дианы Вриланд
Коллекция содержит профессиональные, личные и семейные документы, документирующие жизнь и карьеру Вриланд как одного из самых влиятельных редакторов моды и законодателей моды 20-го века. Включены ее обширная переписка со знаменитостями, общественными деятелями, видными коллегами в индустрии моды и с ее большой семьей; личные дневники и ежедневники; сочинения о ней и о ней; и различные личные документы и памятные вещи.
В большинстве профессиональных газет Вриланд документированы годы ее работы главным редактором Vogue с 1962 по 1971 год. В файлы Vogue включена переписка с дизайнерами, моделями, фотографами, членами королевской семьи и писателями, а также справочные файлы по предлагаемым темам для статей Vogue, таких как Восточный бал, проведенный в Париже в 1969 году бароном де Реде. Хотя файлы Vogue включали меморандумы Вриланд, в коллекцию не вошли меморандумы, опубликованные в Visionaire # 37 в 2002 году.71-1989, а также небольшое количество материалов о ее двадцатипятилетнем опыте работы в Harper’s Bazaar и ее бизнесе нижнего белья в Лондоне в 1930-е годы. Среди материалов Harper’s Bazaar есть несколько писем от главного редактора Кармел Сноу и одно от Нэнси Уайт, сменившей Вриланд на посту модного редактора.
Социальная сеть друзей, знакомых и деловых контактов Вриланд по всему миру была огромной. Среди корреспондентов коллекции такие известные личности, как Билли Болдуин, Сесил Битон, Трумэн Капоте, Джеймс Галанос, Джанкарло Джамметти, Бьянка и Мик Джаггер, Жаклин Кеннеди Онассис, Роуз Кеннеди, Ив Сен-Лоран, Мэри Макфадден, Эльза Перетти, барон и баронесса де Ротшильд, герцог и герцогиня Виндзорские.
Коллекция также включает большое количество корреспонденции членов семьи Вриланд, главным образом ее сыновей, Томаса («Тимми») Рида Вриланда-младшего и Фредерика («Фрекки») Далзил Вриланд и их семей.
Письма Вриланд представлены черновиками и макетами Allure, написанными в соавторстве с Кристофером Хемфиллом, а также обзорами писем, черновиков и гранок автобиографии Вриланд Д.В. Есть несколько статей и заметок о моде, в том числе исследование Вриланд о Коко Шанель.
Личные бумаги и документы в коллекции включают дневники Дианы Вриланд, адресные книги, альбомы для вырезок, свидетельство о рождении, свидетельство о браке, документы о натурализации; и несколько наград.
Документы Дианы Вриланд разбиты на семь серий:
Серия I. Профессиональная корреспонденция и связанные файлы
1929-1989
Эта серия посвящена карьере Вриланд в мире моды. Она состоит из четырех подсерий, отражающих хронологическую историю работы Вриланд: A. Европейский бизнес 1931-1934; Б. Harper’s Bazaar 1937-1962; C. Vogue 1963-1987; D. Институт костюма Метрополитен-музея, 1970–1989 гг.
Серия II. Социальная переписка
1930-1989
Эта серия расположена в хронологическом порядке. Письма в основном приходят, а некоторые машинописные письма от Вриланд относятся к более поздним годам. Они отражают общественную деятельность Вриланд, ее друзей, коллег и знаменитостей, с которыми она была знакома. Письма из Англии доминируют в 1930-х по 1940-е годы. Начиная с 1950-х годов количество писем от друзей из Соединенных Штатов увеличилось. Содержание писем состоит из комментариев о ее званых ужинах, текущих новостях, семье, здоровье, замечаниях по особым случаям, благодарственных записок за подарки, приглашений и рекомендаций. Корреспонденты в США и за рубежом поздравили ее с новой должностью главного редактора Vogue. Среди известных корреспондентов этой серии: Сесил Битон, Трумэн Капоте, Джеймс Галанос, Джанкарло Джамметти, Бьянка и Мик Джаггер, Роуз Кеннеди, Ив Сен-Лоран, Мэри Макфадден, Жаклин Кеннеди Онассис, Эльза Перетти, барон и баронесса де Ротшильд, а также герцог. и герцогиня Виндзорская.
Серия III. Семейная переписка
c1930-1998
Эта серия в основном содержит письма Диане и Риду Вриландам от их двух сыновей, Томаса Рида Вриланда-младшего, и Фредерика Далзила Вриланда и их семей.
Серия IV. Письма
1970-1980-е
Эта серия содержит образцы профессионального письма Вриланд. Черновик, дубликат, макеты, заметки и диапозитивы представляют «Очарование», книгу фотографий известных личностей, которую Вриланд написала в соавторстве с Кристофером Хемфиллом. Есть также переплетенный том с примечаниями относительно размещения фотографий. Автобиография Вриланд «Д.В.» представлена отзывами и письмами, 1994-1985, также присутствуют рекламные материалы, примечания, черновики и отчеты о роялти. Другие работы включают исследовательские заметки к статье Коко Шанель, черновик эссе о Соне Делони и исследовательские материалы, касающиеся Джин Шлюмберже.
Серия V. Адресные книги, ежедневники и домашние записи
Серия состоит из пяти подсерий. 1. Адресные книги, 1930-1980-е гг.; нд 2. Карманные дневники, 1950–1984 годы. 3. Журналы назначений на 1968-1972 годы; 1982-1989 гг. 4. Домашние книги и записи секретаря, 1940-1955.