• Читаю
• Хочу прочитать
• Прочитал

Жанр: Биографии и мемуары

ISBN: 978-5-17-115170-6

Год издания: 2019

Серия: Очень личные истории

Издательство: АСТ

Фрагмент книги

Оцените книгу

Скачать книгу

38 скачиваний

Читать онлайн

О книге «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже»

Они считались самой красивой парой богемного Петербурга начала девяностых – кинокритик и сценарист Сергей Добротворский и его юная жена Карина. Но счастливая романтическая история обернулась жестким триллером. Она сбежала в другой город, в другую жизнь, в другую любовь. А он остался в Петербурге и умер вскоре после развода. В автобиографической книге «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» Карина Добротворская обращается к адресату, которого давно нет в живых, пытается договорить то, что еще ни разу не было сказано. Хотя книга написана в эпистолярном жанре, ее легко представить в виде захватывающего киноромана из жизни двух петербургских интеллектуалов, где в каждом кадре присутствует время.

[style=font-size:80%]Сергей Николаевич, главный редактор журнала «СНОБ»[/style]

Отзывы читателей

Подборки книг

Похожие книги

Другие книги автора

Информация обновлена: 01.05.2019

avidreaders.ru

Читать онлайн «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» автора Добротворская Карина — RuLit

Любить больно. Будто дала позволение

освежевать себя, зная, что тот, другой,

может в любую минуту удалиться с твоей кожей.

Сюзен Зонтаг. “Дневники”

Когда гроб опускали в могилу, жена

даже крикнула: “Пустите меня к нему!”,

но в могилу за мужем не пошла…

А.П. Чехов. “Оратор”

7

Семнадцать лет назад, в ночь с 26 на 27 авгу-

ста 1997 года, умер Сергей Добротвор-

ский. К тому моменту мы уже два месяца

были в разводе. Таким образом, я не стала

его вдовой и даже не присутствовала на

похоронах.

Мы прожили с ним шесть лет. Сумасшедших, счаст-

ливых, легких, невыносимых лет. Так случилось, что эти

годы оказались самыми главными в моей жизни. Любовь

к нему, которую я оборвала, — самой сильной любовью.

А его смерть — и моей смертью, как бы пафосно это ни

звучало.

За эти семнадцать лет не было ни дня, чтобы я с ним

не разговаривала. Первый год прошел в полусознатель-

ном состоянии. Джоан Дидион в книге “Год магических

мыслей” описала невозможность разорвать связь с умер-

шими любимыми, их физически осязаемое присутствие

рядом. Она — как и моя мама после папиной смерти —

не могла отдать ботинки умершего мужа: ну как же, ему

ведь будет не в чем ходить, если он вернется, — а он

непременно вернется.

Постепенно острая боль отступила — или я просто

научилась с ней жить. Боль ушла, а он остался со мной.

Я обсуждала с ним новые и старые фильмы, задавала

ему вопросы о работе, хвасталась своей карьерой,

сплетничала про знакомых и незнакомых, рассказывала

о своих путешествиях, воскрешала его в повторяющих-

ся снах.

С ним я не долюбила, не договорила, не досмо-

трела, не разделила. После его ухода моя жизнь рас-

палась на внешнюю и внутреннюю. Внешне у меня

был счастливый брак, прекрасные дети, огромная квар-

тира, замечательная работа, фантастическая карьера

8

и даже маленький дом на берегу моря. Внутри —

застывшая боль, засохшие слезы и бесконечный диа-

лог с человеком, которого больше не было.

Я так свыклась с этой макабрической связью, с этой

Хиросимой, моей любовью, с жизнью, в которой про-

шлое важнее настоящего, что почти не задумывалась

о том, что жизнь может быть совсем другой. И что

я снова могу быть живой. И — страшно подумать —

счастливой.

А потом я влюбилась. Началось это как легкое

увлечение. Ничего серьезного, просто чистая радость.

Но странным образом это невесомое чувство, ни на что

в моей душе не претендующее, вдруг открыло в ней

какие-то шлюзы, откуда хлынуло то, что копилось года-

ми. Хлынули слезы, неожиданно горячие. Хлынуло

счастье, перемешанное с несчастьем. И во мне тихо, как

мышь, заскреблась мысль: а вдруг он, мертвый, меня

отпустит? Вдруг позволит жить настоящим?

Годами я говорила с ним. Теперь я стала писать ему

письма. Заново, шаг за шагом, проживая нашу с ним

жизнь, так крепко меня держащую.

Мы жили на улице Правды. Нашей с ним правды.

В этих письмах нет никаких претензий на объективный

портрет Добротворского. Это не биография, не мемуа-

ры, не документальное свидетельство. Это попытка

литературы, где многое искажено памятью или создано

воображением. Наверняка многие знали и любили

Сережу совсем другим. Но это мой Сережа Добротвор-

ский — и моя правда.

Цитаты из статей и лекций Сергея Добротворского

даются без ссылок.

Автор рисунков и стихов — Сергей Добротвор-

ский.

1.

8

11

января 2013

Привет! Почему у меня не осталось твоих писем?

Сохранились только несколько листков с твоими смеш-

ными стишками, написанными-нарисованными руко-

творным печатным шрифтом. Несколько записок, тоже

написанных большими полупечатными буквами.

Сейчас я понимаю, что почти не помню твоего

почерка. Ни мейлов, ни смс — ничего тогда не было.

Никаких мобильных телефонов. Даже пейджер был

атрибутом важности и богатства. А статьи мы переда-

вали отпечатанными на машинке — первый (286-й) компьютер появился у нас только спустя два года после

того, как мы начали жить вместе. Тогда в нашу жизнь

вошли и квадратные дискеты, казавшиеся чем-то ино-

планетным. Мы часто передавали их в московский

“Коммерсант” с поездом.

Почему мы не писали друг другу писем? Просто

потому, что всегда были вместе? Однажды ты уехал

в Англию — это случилось, наверное, через месяц или

два после того, как мы поженились. Тебя не было

совсем недолго — максимум две недели. Не помню, как мы тогда общались. Звонил ли ты домой? (Мы

www.rulit.me

«Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» Карина Добротворская: рецензии и отзывы на книгу | ISBN 978-5-17-084312-1

«Ты шагнул за экран – как Орфей Жана Кокто шагнул в зеркало»

Книга Карины Добротворской вышла в серии с символичным названием « На последнем дыхании». В этом смысле все действительно сошлось. 100 писем к безвозвратно и слишком рано ушедшему супругу автор пишет не стесняясь ни обостренно личных подробностей, ни чувств, о которых тяжело даже просто говорить вслух , не то, что писать книгу — Добротворской уже совсем не до «комильфо».

Важно знать, что, во-первых, все эти письма, из которых состоит книга – совершенно реальные письма от реально человека о реальных событиях. Совсем реальных. До оголенного мяса; во-вторых, Сергей и Карина Добротворские персонажи богемного Петербурга 90-х, критики театра и кино. И эти два факта, по большому счету, и составляют основную мизансцену книги.

Оценка личности Карины Добротворской должна остаться делом каждого читателя в отдельности ( хотя кто давал право оценивать какую бы то ни было личность? Но мы ведь все равно понимаем, что находясь по эту сторону страниц, пытливый ум читателя все равно будет складывать из поступков и слов Своего Героя – то есть, оценивать его). А вот портрет Сергея Добротворского выходит хоть и неоднозначным, но не притягивающим критику — его прощаешь за его талант. Он действительно был талантлив. Страсть к кинематографу рождала в нем все самое плохое и самое хорошее. Но при этом оставляла совершенно беззащитным перед миром – как оголенный нерв.

В «100 письмах к Сереже» есть «манкость» ( слово, которое второстепенным персонажем проходит в самой книге). Манкий Петербург ( не Питер), манкий мир театра и кино ( но в самую первую очередь – кино и еще раз кино), манкость беспорядочных и балансирующих на грани 90-х. И грязь и свет – все там манкое.

Эту книгу можно и нужно, а главное – хочется, читать с карандашом в руках, чтобы ставить пытливые галочки чуть ли на каждой странице, а потом гуглить, гуглить, гуглить. Фильмы, режиссеры, книги, имена и фамилии, чтобы не забыть посмотреть, прочитать, узнать. Но и отдельно просто необходимо «крыжить» цитаты самого Сергея Добротворского — не напыщенные и надуманные, а идущие изнутри талантливого человека с вечным внутренним надломом.

Читая письма, проваливаешься в чужую жизнь –в жизнь творческой ( после прочтения книги это слово будет вызывать у вас ироническую улыбку) семейной пары . С кучей ошибок — серьезных и не очень, а иногда просто разрушительных. Удивительно, но у Карины Добротворской получилось «раскрыть образ» ( простите за школярство) Сергея Добротворского не брезгуя достаточно жесткими подробности, и при этом не разрушить его таланта, не упростить, не опошлить — не развеять «миф» ( слово «миф» занимало особое место в словаре самого Добротворского, хотя к нему отношения и не имело. Он не был мифом тогда, сейчас тем более. В его образе есть та витальность, которая не уживается с мифологизацией кумиров).

Стоит отметить, что аннотация к «Кто-нибудь видел мою девчонку» с одной стороны очень точно передает содержание книги и ее атмосферу, но с другой — настраивает нас на тотально неверный эмоциональный лад – книга абсолютно не слезливая, не жалостливая. Это совсем не из категории « До встречи с тобой» — где все сюжеты идеально грустные, а все персонажи идеально неидеальные. В «письмах» и герои и ситуации – неидеально неидеальные.

Сама Карина Добротворская осознавая, что вряд ли вызовет шквал сочувствующих вздохов, не давит на жалость и почти не пытается оправдать себя — по большому счету с голой грудью выходит к вооруженной осуждением читательской толпе. Создается впечатление, что она хочет этого, как очищающего огня, надеясь хотя бы так сбросить с плеч груз вины. И именно это и защищает ее от этого самого осуждения – правда. Совсем не идеальная, не героическая правда.

«Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» без сомнения достойна внимания читателя. Пусть 90% аудитории и не знают кто такой Сергей Добротворский и тем более слыхом не слыхивал о его второй жене. Прочитают – узнают. И захотят узнать больше. Пусть не о Карине, но о Сергее точно. А фотографии из личного архива пары и их друзей, которые так уместно «вживили» в тело книги помогут создать те самые образы эпохи чуть осязаемее.

www.labirint.ru

«Кто-нибудь видел мою девчонку?» Карины Добротворской

Карина Добротворская выпустила книгу «Кто-нибудь видел мою девчонку?», обжигающе откровенные мемуары о своем романе с кинокритиком Сергеем Добротворским. «Собака.ru» попросила о рецензии ее подругу юности, сценаристку Ануш Варданян, но та не удержала официальный тон и написала такое же нервное и откровенное эссе.

Я жду, пока ко мне вернется голос. Вероятно, вместе с ним вернутся слова. А может быть, и нет. Может быть, некоторое время придется помолчать, поплакать. Поплакать и молчать еще. Словами человек частит, чтобы прикрыть смущение, чтобы заткнуть черную дыру страха, будто это возможно. Моя подруга написала книгу, и я только что ее прочла. Завтра (уже сегодня) мне надо сдавать сценарий, а я неосмотрительно нырнула в рукопись Карины. Выныриваю под утро — оторопевшая, бессловесная, беспомощная. Некому мне помочь. Сережа мертв, Карина… Который час в Париже? Минус два. Нет, рано, она спит. Да и говорить мне не хочется. Невозможно говорить. Моя подруга написала книгу. И все, что я могу сейчас, — это описать свой плач. Древний бабий плач.

У нас с Кариной был короткий, но невероятно острый «приступ дружбы». Как будто тогдашняя наша дружба была какой-нибудь экзотической болезнью, с которой потом справились наши здоровые и молодые организмы. Справиться-то они справились, даже выработали прочный антиген, но впоследствии оказалось, что каждая из нас носит вирус привязанности в себе — пожизненно. Многое с нами случалось одновременно, параллельно. Мы тренировали свои любовные мускулы часто на одних и тех же объектах, болели, как дети, одними болезнями, включая желтуху (одновременно) и аппендицит (с разницей в неделю). И через тридцать лет знакомства мы написали по книге. Я — чуть раньше, мой «Воск» был уже издан. Обе книги — о смерти и любви и о единственно возможном знаке равенства между ними. «Написала чуть раньше» — это означает: я закричала чуть раньше от ужаса открывшегося в себе, от невозможности сдержать крик. Закричала раньше, как близнец, родившийся на десять минут раньше.

Книга Карины касается меня ровно так же, как и ее жизнь касается меня. Как и жизнь Сережи, Сергея Николаевича Добротворского, как и его смерть касаются меня и многих других. «Касается» — это не только «имеет отношение», это означает «дотрагивается» и своим прикосновением причиняет боль, почти сладострастную, эротическую, равную наслаждению. Это ведь уметь надо так написать, отбросив всякий намек на стилистическую красивость, на умствование! И чтобы иметь право так писать о главном событии своей жизни, о главном грехе, за который сама же казнила себя годами, надо прожить жизнь Карины Добротворской, что невозможно стороннему. И мой ночной крик, вопль первого утра после прочтения «Писем к Сереже» был: «Бедная моя! Что ты сделала со своей жизнью?!».

Они были вместе, она ушла, он через год умер — голые факты. «Кто-нибудь видел мою девчонку?» Эту мужественную девочку? Эту стерву? Этого ангела?

Однажды наш с Кариной общий друг, выслушивая очередную захватывающую историю о наших ранних любовных эскападах, вдруг спросил: «Я вот не понимаю. У нас (он учился в каком-то техническом вузе) тоже девчонки — влюбляются, и ходят на вечеринки, и страдают, и рассказывают об этом. Но почему у вас это так красиво выходит, а у них обычно?!» Вопрос был риторический, но вызвал веселый смех и юношескую гордость. Да, мы такие!

В этой логике встреча Карины и Сережи, роман, брак, партнерство были будто бы предрешены. Нет, это не было выбито нетленными золотыми буквами на каких-нибудь космических скрижалях. «Должны были встретиться» — это, в моем понимании, чистая логика. Ведь «мы такие!», у нас все должно быть лучшее, а лучше Сережи тогда я никого и не помню. Сакральная ягода эроса внутри этих отношений была, оставалась нераздавленной, несгнившей до самого финала. Между этими людьми жило то, что невозможно профанировать. И живет до сих пор.

И также не было ничего удивительного в том, что они расстались. Было жаль, было больно, будто происходило со мной (я ведь говорила о параллелях: в те же дни я переживала свой собственный мучительный разрыв), но не удивительно. Любовь полна боли. Это кроме всего прочего.

Эй, кто-нибудь! Кто-нибудь видел эту стальную женщину с глазами испуганного оленя-подростка? Она казнила себя всю жизнь — действенно, страшно, выжигала в себе чувства, как какой-то мистический вивисектор из ужастика про Чужого — огнем, напалмом. И каждая строчка книги — это хроники выживающего в пустыне. И вот казнь вдруг сделалась публичной. И спасительной. Говорите, люди, бушуйте, гневитесь, осуждайте, но она сделала это — написала о нем, о себе и о вечной любви.

Дело не в документальности (хотя книга и документальна) и даже не в правдивости (фактической и эмоциональной) воспоминаний. Дело в невозможности их потерять и в невозможности их хранить. И еще дело в том, что умерший Сережа не умер. Он — единственная реальность, в которой Карина уверена, в которой и которой она живет.

Я заметила: у людей вызывает ужас правда, любой намек на нее. Несмотря на плебейский культ «искренности», правда — прозрачная, видимая и неразрывная связь между явлением и словом, которым явление именуется, — пугает. Люди, хорошие, неравнодушные люди, начинают искать причины возникновения правдивого высказывания. И находят, конечно, и чаще всего в негативном пространстве. «Что за пляски на костях?!», «Это она для самопиара!», «Подумала бы о муже и детях!». Это то немногое, что мне довелось услышать, когда книга Карины вышла. И люди-то сплошь прекрасные, только вот неравнодушные очень. Как правило, самой книги они не читали, ограничившись аннотацией. Но всем уже все ясно. У всех уже есть готовые ответы. Но я-то знаю: слова вырастают частоколом, отгораживая от смысла, от подлинности, от суверенности человека. Ведь в противном случае нужно поставить себя перед очевидностью неутешительного факта: все не так просто, и жизнь — это кровь и слезы, а любовь — это боль и хаос.

В последнюю его весну мы встретились на съемках одного маленького фильма, который снимал мой однокурсник. Сережа согласился появиться в камео. Между кадрами, между шотами его вискаря он вдруг спросил: «Как ты?». — «Нормально». Он брезгливо скривил рот: «Да, мне говорили, что ты держишься». Он имел в виду мой собственный разрыв и мои стенания по этому поводу. Удивилась. От кого слышал? И если это называется «держишься», то я уже теряю смысл слов. Но я ответила, гордая сама собой: «Да, держусь». — «А я вот нет». Все. Точка. Он — нет.

Кто-нибудь видел девчонку с камнем на ладони? С камнем, которым она каждый день убивает себя, пытаясь достучаться до собственного сердца? Называть вещи своими именами — неблагодарная и жестокая затея. Правда — это означает миновать, купировать пространные объяснения, мотивировку и обзор перспективных целей. Есть только прошлое, возможно, настоящее, и, что странно, наверное, есть будущее. Связь между ними не очевидна, хотя часто приравнивается к аксиоме. Связать их может только что-то одно, проходящее через прошлое, настоящее и призрачное будущее, что-то единственное, уникальное, у каждого свое, — надежда, например. Блажен, кто верует… У Карины это боль, кромешная боль непроходящей любви. Кто-нибудь видел красивую девчонку без иллюзий и надежды? Она здесь, она стоит и ждет, пока отступит боль.

Карина Добротворская. «Кто-нибудь видел мою девчонку? Сто писем к Сереже». 

Издательство «Редакция Елены Шубиной»

Автор: Ануш Варданян

www.sobaka.ru

«100 писем к Сереже» Карины Добротворской — Wonderzine

Текст: Лиза Биргер

Очень красивая, очень успешная и она еще и говорит — примерно так, наверное, реагирует обыватель на внезапную литературную карьеру Карины Добротворской — президента и редакционного директора Brand Development издательского дома Condé Nast International и знаковой фигуры российского гламура. Такой бы сочинять легкомысленные книжки про моду в стиле Vogue, советы девочкам, только ищущим собственный стиль, как правильно носить смокинг. Но вместо этого сначала Карина Добротворская собирает в одну книгу воспоминания ленинградских «блокадных девочек», выстраивая их голод в параллель с собственной булимией, собственными страхами и расстройствами, связанными с едой. И вот теперь выходят ее «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» — письма к умершему мужу. Это предельная, очень искренняя и не совсем проза, то есть тексты, не вполне предназначенные для глаз читателя со стороны. Нельзя даже сказать, что эту книгу надо читать прямо сейчас. Ее, может, и вовсе читать не надо. Что не умаляет ее, так сказать, общественной значимости.

Сергей Добротворский — яркий человек и выдающийся кинокритик, память о котором сегодня хранит разве что верный коллектив журнала «Сеанс» — умер в 1997-м. К тому времени Карина уже ушла от него к своему нынешнему мужу и даже была на 9-м месяце беременности. Он умер от передозировки героином, друзья, с которыми он был, перепугавшись, вынесли тело на улицу и посадили на скамейку на детской площадке — он, мертвый, просидел там до середины следующего дня. В предисловии к книге Добротворская пишет, что его смерть была главным событием ее жизни. «С ним я недолюбила, не договорила, не досмотрела, не разделила. После его ухода моя жизнь распалась на внешнюю и внутреннюю. Внешне у меня был счастливый брак, прекрасные дети, огромная квартира, замечательная работа, фантастическая карьера и даже маленький дом на берегу моря. Внутри — застывшая боль, засохшие слезы и бесконечный диалог с человеком, которого не было».

В своих «письмах» (кавычки тут намеренные — слишком уж систематично, хронологично описание событий, это, скорее, такие письма, которые ты пишешь публично, вроде обращений в фейсбуке, чем что-то взаправду интимное) Добротворская последовательно вспоминает историю романа, брака, развода, ухода. Практически — от первых университетских гулянок, первого секса, первого разговора, первых попыток устроить совместный быт, первых поездок за границу (в 90-х это еще означало питаться одним бананом в день, чтобы накопить на один, но шикарный костюм из Парижа) — до последних ссор. Параллелью ко всему этому становится современность, где у героини появляется молодой любовник, и именно он становится катализатором этого моря прорвавшихся наружу букв. Там — мучительный стыд за поклеенные вручную обои, квартира без телефона, ванная, облепленная гигантскими рыжими тараканами, здесь — жизнь в Париже, где каждое утро, выходя из дома, героиня любуется Эйфелевой башней. Там — товары по карточкам, макароны с кетчупом, и блины, испеченные из порошковых яиц и порошкового молока. Здесь — бесконечный рейд по мишленовским ресторанам.

Это бесконечно повторяющееся противопоставление вчерашней нищеты с сегодняшним шиком не должно и не задумано быть здесь главным. Однако именно оно и становится. У книги Добротворской есть на самом деле один очевидный, скажем так, источник вдохновения — он даже мельком упоминается в предисловии. Это книга Джоан Дидион «The Year of Magical Thinking» — Добротворская переводит ее как «Год магических мыслей». В своей книге Дидион рассказывает, как провела год своей жизни после того, как ее муж, Джон Данн, скоропостижно скончался в их семейной гостиной от сердечного приступа. Это пронзительное, ошеломляющее чтение является чуть ли не главной американской книгой последнего десятилетия. Обнажаясь, казалось бы, до последнего нерва, на повторе вспоминая прошлое и описывая свои страдания в настоящем, Джоан Дидион впервые в американской культуре легитимизирует страдание. То, что принято прятать — слезы, скорбь, нежелание жить, — становится для нее главным сюжетом.

Добротворская тоже решается писать о том, что в русской культуре не проговаривается. О бедности. О страданиях вокруг бедности. Об интимной жизни двух людей, сексе, изменах. Добавить к этому, что практически всех героев своей книги она называет по именам, — и можно представить, сколь многим людям она решительно не понравится. Однако главной, явно позаимствованной у Дидион, становится здесь мысль о том, что если начать говорить о боли, она утихнет. Такая психотерапия словом, вера в то, что достаточно выговориться, и все пройдет. Так в Средневековье лечили кровопусканием, веря, что с плохой кровью уходит и болезнь. Совершенно ошибочная мысль, между прочим, стоившая нам Робин Гуда.

Беда в том, что, вдохновляясь Дидион, Добротворская прочитала ее неправильно. Джоан Дидион никогда не обещала, что боль пройдет, мало того, она неоднократно повторяет, что ничего и не проходит. Но она блестящая эссеистка, лучшая в своем поколении, которая годами тренировалась превращать каждое свое переживание в текст. В «The Year of Magical Thinking» она просто за неимением других вариантов превращает себя в подопытную мышь, отстраняясь, наблюдает за собственным страданием. Она там, например, все время читает книги о потере и переживании травмы и сопоставляет замечания докторов и психоаналитиков с собственным опытом. Таким образом, исповедь Дидион обращена к каждому из нас, ее может примерить на себя любой, познавший горечь утраты — то есть все мы. Исповедь Добротворской — это личная психотерапия, где интимность бывает даже неуместна и оставляет чувство некоторого неудобства, а автор (интересно, сознательно или нет) не вызывает ни малейшей симпатии.

То есть как книгу о переживании утраты «письма к Сереже» читать нельзя. Что в ней остается? Прежде всего, рассказ об этих 90-х годах, когда все и происходило: весь этот голод, карточки, порошковые блины, мечты о загранице этсетера, этсетера. Стремление к тому, чтобы «у меня все было», выросло из времени, когда ничего не было. Почитать Добротворскую, так именно это «ничего не было» и является для нее настоящей травмой. Когда влюбляешься в костюмы нового модельера, но они стоят 1000 долларов, а у тебя зарплата 200. Когда едешь в Америку и копишь на новый видак, а его у тебя в первый же день на родине крадут — как пережить такое?

Добротворская довольно откровенно описывает, что уходила именно к деньгам, что «мне хотелось перемен» — это вот остывающее в ведерке гран крю. И именно поскольку она с нами настолько честна, распинать ее за это не стоит и не хочется. Нельзя не заметить, что все это исповедь женщины, которая, прощаясь с молодым любовником, напоследок говорит ему «твои билеты я отменю сама». Но в прошлом, помимо быта, было еще и искусство — сам Сергей Добротворский и весь его круг были людьми, влюбленными в кино, в книги, в старую культуру. И надо понимать, что весь этот гламур создавали для нас люди, знавшие наизусть фильмы Пазолини.

Когда Добротворская пишет о современности, о молодом любовнике, глотающем сезоны сериалов, она, возможно, неосознанно, противопоставляет вчерашнее впитывание культуры с ее сегодняшним потреблением. Человек современный знает, как правильно крутить гаджеты, но неспособен досмотреть до конца «Осенний марафон». И тут уже непонятно, на что Добротворская жалуется, — совсем за пределами этой прозы оказывается тот факт, что она сама этого человека и создала.

Фотографии: «Редакция Елены Шубиной» , Издательство  АСТ

www.wonderzine.com

Стартовали съемки экранизации книги Карины Добротворской «Кто-нибудь видел мою девчонку?» с Аней Чиповской в главной роли

03:01, 13.04.2019

Партнером актрисы стал звезда фильмов Кирилла Серебренникова «Ученик» и «Лето» Александр Горчилин.

Президент и редакционный директор отдела Brand Development издательского дома Condé Nast International, который занимается выпуском таких глянцевых изданий, как Vogue, GQ, Glamour, AD, Tatler, Карина Добротворская начала свою литературную карьеру в 2013 году, выпустив книгу «Блокадные девчонки». В ней собраны воспоминания девочек, переживших блокаду Ленинграда. Спустя год вышла вторая книга Карины «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» — это письма к умершему мужу.

Сергей Добротворский был выдающимся кинокритиком. Роман с Кариной у него закрутился в университете. Они учились на театроведческом факультете Ленинградского государственного института, музыки и кинематографии. В 1991 году Сергей и Карина поженились. Они публиковались как соавторы в журналах «Сеанс», «Искусство кино», газете «Коммерсантъ» и других изданиях. В 1997 году Добротворский умер от передозировки. За несколько месяцев до этого Карина развелась с ним и переехала в Москву. На момент смерти Добротворская была уже на 9-м месяце беременности — ждала ребенка от своего второго супруга, журналиста Алексея Тарханова.

Дочь Карины Добротворской Софья Тарханова

Сейчас Карина живет и работает в Париже. У нее двое детей. Сыну Ивану — 22 года, дочери Софье — 17 лет. Книга Добротворской «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» —это в первую очередь рассказ об эпохе 90-х, о времени, когда ничего не было и поэтом остро всего этого хотелось. Карина в своих воспоминаниях предельно искренна и не скрывает имена. Добротворская откровенно пишет, что уходила от первого мужа к деньгам и лучшей жизни.

«Today is a Day of Cosmonautics in Russia. I guess it is a good day for a takeoff of a movie (Сегодня в России День космонавтики. Думаю, это хороший день, чтобы запустить кино в производства. — Прим. ред.). Поехали», — написала Карина Добротворская о старте съемок экранизации своей книги (орфография и пунктуация авторов здесь и далее даны без изменений. — Прим. ред.).

Карина Добротворская

Главную женскую роль получила Аня Чиповская. «Тарелка бликует, и название немного теряется. Но главное, чтобы не потерялись мы и смогли сделать наш фильм таким, каким задумали. Чтобы случилась любовь, магия и свобода», — заявила актриса. Ее партнером стал звезда фильмов Кирилла Серебренникова «Ученик» и «Лето» Александр Горчилин, который в прошлом году дебютировал как режиссер с «Кислотой». Фильм стал победителем в конкурсе дебютов кинофестиваля «Кинотавр-2018». Кроме того, «Кислота» была показана в феврале этого года в рамках программы «Панорама» на 69-м Берлинском кинофестивале.

Также в фильме «Кто-нибудь видел мою девчонку?» задействованы: Виктория Исакова, Юрий Борисов, Алексей Золотовицкий, Мария Шалаева, Юрий Чурсин, Иван Добронравов, Дарья Урсуляк, Федор Лавров, Василий Буткевич, Александр Феклистов. Режиссером фильма стала Ангелина Никонова. «Такой доброй и душевной атмосферы на площадке я давно не встречала, вот правда. Успех вам, ребятки! (*Реплика от массовочки)», — поделилась впечатлениями от первого съемочного дня Никонова.

Александр Горчилин и Ангелина Никонова в Париже

Одним из продюсеров проекта выступила Нателла Крапивина — музыкальный продюсер Светланы Лободы. «Невозможно выразить словами… Да и зачем… Эта книга пропитана любовью. Надеюсь таким же будет и кино. Возможно, этот первый съемочный день не случился бы для меня, если бы не любовь, которую я испытала однажды. Любовь, такую сильную, что она перевернула мою жизнь навсегда. И настолько хрупкую, что спасти ее я не смогла. Спасибо, Карина Добротворская за вашу историю. Она помогла мне многое понять. Ангелина Никонова мы с Сабиной Еремеевой верим в тебя всем сердцем! Я желаю нам удачи!» — написала Крапивина.

Команда фильма «Кто-нибудь видел мою девчонку?»

Читайте также:

Спустя три года после «Ученика» Серебренникова Виктория Исакова вновь представила в Каннах проект со своим участием

Продюсер «Орла и решки» Нателла Крапивина пригрозила экс-ведущей шоу Жанне Бадоевой судом

www.vokrug.tv