Ольга Свиблова: «Энергия приходит от искусства»

Директор Мультимедиа Арт Музея отмечает юбилей

«Когда я двигаюсь — восстанавливаюсь»

— Ольга Львовна, первый вопрос от лидера арт-группы «Синие носы» Саши Шабурова: откуда вы берете столько энергии?

— От искусства. Вот только что я вернулась с оперного фестиваля в Зальцбурге. Два дня слушала музыку. Приехала в Москву в 6 утра, легла в 7, в 10 уже в строю. И чувствую себя отдохнувшей и счастливой. Гергиевские балеты: «Жар-Птица», «Свадебка», «Весна Священная», реконструкции дягилевских постановок — волшебство. Надеюсь, энергии этого волшебства хватит надолго.

— Михаил Швыдкой спрашивает: почему вы так любите танцевать?

— Потому что в танце ты живешь. У меня вся семья танцевала: папа, мама, я и собака Кнопка. Танец — это выплеск энергии. Когда я совсем устаю, танцевать мне необходимо. Это главный способ себя восстановить. И это момент счастья.

— Фотографический вопрос от писателя и журналиста Дмитрия Быкова: в конце 1980-х появилась мощная фотографическая школа социального, бытового репортажа. Есть ли сейчас этот жанр? Или больше эстетства, фэшн-фотографии?

— Я против разделения на жанры. Это репортаж, а это фэшн-фотография — все очень условно. В России много прекрасных фотографов. Достаточно вспомнить имя Юры Козырева, одного из лучших репортеров из «горячих точек». Или Юру Овчинникова с его блестящим репортажем из Крымска, сделанным сразу после наводнения. Могу говорить и о Валерии Щеколдине, и о Игоре Мухине… Но в целом репортаж отмирает, и не только у нас, но и во всем мире. Прежде всего потому, что отмирает печатная пресса, которая была его главным заказчиком. Для поддержания этой традиции в России наш музей ежегодно проводит конкурс на лучший фоторепортаж о Москве «Серебряная камера». Хотели бы сделать «Золотую камеру» — конкурс на лучший репортаж о России. Пока сил не хватает. А без поддержки фотографов-репортеров мы теряем историю.

— Как раз кстати вопрос от фотографа Владимира Вяткина, неоднократного победителя конкурса «Серебряная камера»: какими качествами должен обладать фотограф, чтобы стать лучшим?

— Главное — это талант. Но талант можно зарыть, сохранить или преумножить. Для того чтобы стать большим фотографом нужно много работать. А еще фотография, и вообще любое произведение искусства, прежде всего — месседж. Ты можешь снимать на телефон или на суперсложную камеру, но есть ли тебе что сказать?

— Художник Олег Кулик просил передать, что безмерно любит вас и спрашивает, когда бросите курить?

— …1 июня вступает в силу закон. Будем соблюдать. Все мои сумки уже завалены электронными сигаретами без никотина (вываливает их на стол). Он мне не нужен. Мне нужен жест. Но закон есть закон. Точка.

Девочка из хоккейной команды

— Ольга Львовна, как верно подметил Шабуров, вы постоянно в движении. Какие горы сворачиваете сейчас?

— Хочу достроить музей. Переделывать сложнее, чем делать. Но строительство от нас не зависело, мы ведь эксплуатирующая организация. Сейчас у нас 30 страниц недостройки, и у нас нет кафе. Но в 1997 году, когда у нас было тридцать метров руин, мы начали делать программу «История России в фотографиях». И сегодня — это одна из моих главных забот. Уже изданы два тома «История России в фотографиях», и мы работаем над двумя другими. Главная задача — создание интернет-портала «Россия в фотографиях», где дети и взрослые могли бы узнать историю своей страны, пополнить ее своими собственными фотографиями, так как сегодняшнюю историю каждый из нас делает своими руками. На основе этого портала, надеюсь, возникнут и компьютерные игры, связанные с историей России. Еще я мечтаю о разрастании музея, которому катастрофически не хватает выставочных площадей, и Школы фотографии имени Родченко.

— Школа Родченко работает уже несколько лет, но, кажется, ее выпускники все же больше художники, чем фотографы? Почему?

— Потому что границ между жанрами не существует. В сюрреализме, например, фотография была паровозом. Появляются новые медиа, и, естественно, молодые люди их используют.

— У российской фотошколы свой путь? Тогда почему мы равняемся на Запад?

— Российская школа — самобытна и уникальна. Но в отличие от нас, где в начале ХХ века один лидер — Родченко, на Западе — многообразие. Культурный контекст во все времена был интернациональным. Это не мешало, а помогало проявлению национальной самобытности. «На пустом месте даже глупость не растет», — это говорил поэт Парщиков. Нельзя получить Нобелевскую премию, изобретя велосипед. В любой профессии нужно знать, что сделали до тебя и что делается вокруг тебя сегодня. Поэтому: УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ И УЧИТЬСЯ!

— А где учиться?

— Нам смертельно не хватает системы дополнительного и профессионального образования. Когда я была маленькой, у нас в Измайлове в ЖЭКах, в шаговой доступности, было все: я училась балету, фигурному катанию, музыке, играла в хоккейной команде, пока мне нос не сломали… Если мы снова не сделаем точки образования доступными и образование качественным — не вырастут новые Родченко.

— В вашем музее выставки меняются со скоростью света. Зачем эта гонка? Вам, может, бюджет большой выделяют на усиленную программу?

— Бюджет на год у нас меньше, чем цена одной выставки в Центре Помпиду. А мы, кстати, с ним много работаем. Показываем много — с одной стороны, с другой — приходит намного больше интересного материала, чем могут вместить наши выставочные площади. И как результат — мы один из самых посещаемых музеев в Москве. 35 тысяч человек в месяц. Со 2 января по 20 февраля прошло 104 тысячи человек. Музею важно быть нужным зрителю. Но важно и поддерживать художников — и молодых, и заслуженных, и переоткрывать тех, чье творчество было незаслуженно забыто. Мы справляемся с этими задачами, кажется, неплохо. Регулярно ходить в музей — полезно для психического и физического здоровья. Искусство — главный источник витальной энергии.

«Правда работает лучше, чем ложь»

— Что вам необходимо, чтобы чувствовать себя комфортно?

— Дело.

— Ваш любимый фильм?

— «Догвилль» Ларса фон Триера.

— Книга?

— Томас Манн «Волшебная гора».

— Место в Москве?

— Спасо-Андроников монастырь.

— А что бы вы убрали из столицы?

— Да ничего. Архитектура — главное зеркало времени. Какое время на дворе — так и выглядит наш город. Уродливые здания — памятник нищете духа. А знать свои ошибки так же важно, как гордиться достижениями.

— По образованию вы психолог, причем закончили МГУ с красным дипломом. Помогает специальность в жизни?

— Образование научило меня терпимости. И тому, что комплексы — это главный враг человека. Жизнь и работа прежде всего зависят от общения. Общаясь с людьми, важно видеть в них хорошее. И помнить, что ты не пуп земли. Тогда есть вероятность кооперации. А в одиночку сделать ничего нельзя.

— «Мне до сих пор снится, что я сижу на монтаже» — когда-то сказали вы о своей работе режиссера. А сегодня вам что снится?

— Сегодня мне приснилась змея, я родилась в год Змеи как раз. А еще мне часто снится, что я катаюсь на катке на крыше. В этом году на коньки встать не удалось. Хотя на Новый год я получила их в подарок. А монтажный стол давно не снился. Последние годы я больше монтирую выставки.

— Ольгу Свиблову легко узнать — она всегда в черном. Почему именно этот цвет?

— Черный цвет — удобный и универсальный. Он скрывает и подчеркивает. В жутком ритме работы я не могу позволить себе днем переодевание. Белый я тоже люблю. Но он пачкается. А главная моя проблема — дефицит времени. Поэтому одежды у меня немного, она не пачкается, не мнется, много не весит и легко умещается в чемодан.

— В каких случаях вы лжете?

— Чаще всего когда опаздываю. Это определенный склад личности: опаздываю и перегружаю себя так, что не могу не опаздывать. В какой-то степени это, наверное, страх перед жизнью.

— Вы верите, что ложь бывает спасительной?

— Нет. Правда всегда работает лучше, чем ложь.

— Вы замужем за французом и живете на два города — между Парижем и Москвой. Что для вас значат эти две столицы?

— Я все-таки живу в Москве, но два раза в год отдыхаю во Франции — на камаргских болотах, в плавучем домике. Там вокруг меня — только природа. И она дает важное понимание, что жизнь больше, чем ты сам. Париж — это город, в который я люблю возвращаться, на день, на два. Париж меня многому научил. А в Москве я действую. Это мой город. Часто возвращаясь из офиса по утрам, я всегда восхищаюсь московскими рассветами.

— Ваш супруг Оливье Моран все еще владеет арт-центром во Франции?

— Нет. «База» — выставочный зал и шесть мастерских интернациональных художников — закрылась в 1997 году. В 1991 году художник Никола Овчинников привел меня на «Базу» в свою студию, где он тогда работал. И я с первого взгляда влюбилась в прекрасное выставочное пространство. А потом пришел мужчина с грустными глазами и очень быстро приготовил самый вкусный и красивый ужин в моей жизни. Через полгода он предложил мне руку и сердце.

— Какое бы вы дали определение любви?

— Когда она возникает, то, как правило, не до слов. А чтобы сохранить отношения, безусловно, нужно работать. Очень важны терпение и умение подпитать чувство. Еще важно, чтобы у людей были совместные ценности. В этом смысле совместная любовь к искусству связывает больше, чем что-либо другое. Духовные потребности неисчерпаемы в отличие от физических и материальных. И важно, чтоб тебя понимали.

— В какой момент жизни вы чувствовали себя наиболее счастливой?

— Счастье — это укол. Я чувствую эти уколы постоянно. Иногда просто утром просыпаешься и понимаешь — счастлива. Чаще всего я счастлива, когда сталкиваюсь с хорошим искусством.

— А несчастной?

— Много лет назад вечером я сидела в офисе и думала выпрыгнуть в окно. В этот момент мне позвонила женщина и сказала: «Мы с подругой решили, что жизнь не имеет смысла, и собрались прыгать с крыши, но услышали вас по телевизору и передумали!». И я передумала. Моменты, когда ты в углу и, кажется, выхода нет, бывают у каждого человека. На Новый год мы делали выставку молодых художников группы «ЕлиКука» (Олег Елисеев и Евгений Куковеров. — М.М.). Обычно в музее экспонаты трогать нельзя, а здесь было нужно. Все пространство было опутано веревками. Ты дергал одну в правом углу, а на левой стене раскрывался ковер-самолет или в центре поднимался шлагбаум. Это занятие приносило огромное удовольствие и детям, и взрослым. Я приходила в зал, пытаясь разобраться в хитросплетениях этого механизма, и каждый раз вспоминала: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется»…

— Если бы любое ваше желание могло исполниться прямо сейчас, что бы это было?

— Сокровенные желания не рассказывают.

www.mk.ru

«Мне дан дар — восхищаться даром других» – Огонек № 44 (5300) от 11.11.2013

Рубрику ведет Ольга Ципенюк

Про корни

Меня вырастила бабушка с маминой стороны. Она дала мне то количество любви, которое нужно человеку, чтобы он вырос нормальным,— нас, как цветы, надо поливать вначале, в сенситивном возрасте. Бабушка была фантастической женщиной, из семьи, где было 16 детей. Папа ее работал каким-то начальником таможни в городе Нежин и мог их всех прокормить. Но однажды случилась трагедия, странная. У них была любимая сиамская кошка, она спала с отцом. В один прекрасный день утром пришли в комнату и видят — кошка лежит у него на горле и лижет кровь. Перекусила ему артерию во сне… Поэтому я не люблю сиамских кошек.

Дедушка с маминой стороны — комбриг Косматов. Был генералом Белой армии, потом генералом Красной армии. У него была открытая форма туберкулеза, и, когда в конце 1930-х сгустились тучи, он этим воспользовался и уехал в Среднюю Азию, что помогло ему умереть в 1942 году своей смертью.

Папа мой работал в Курчатовском институте, делал какие-то лопатки для реактивных двигателей и мечтал, чтобы я была инженером. Имел огромное количество авторских свидетельств, медалей за изобретения… Я папу обожала, он был теплый. Чужие люди, друзья, дети, собаки — все его любили. Папа умирал в раковом центре, лежал там месяцами, и до сих пор, когда я прихожу на Каширку, меня там все знают — из-за него. Потому что люди с тяжелыми заболеваниями, как правило, думают о себе. А папа, лежа в больнице, все вокруг чинил. Я там несколько лет назад была, и мне опять показали: «Вот линолеум, который ваш папа залатал, вот стиральная машина — до сих пор работает, вот утюг, который он починил». Он своими руками делал ремонт, создавал какие-то фантастические дизайнерские люстры из железа, найденного на помойках. У папы был вкус, интуиция на прекрасное. Если бы он еще не пил, было бы совсем хорошо… Маму безумно любил, она над ним царила. Мама всегда работала,— как лошадь, на трех работах. Она гениальный преподаватель, может стул научить немецкому языку. Никогда не говорила мне, что делать. Когда я спрашивала: «Мама, как поступить в этой ситуации?», она всегда говорила: «Решай сама». Я дико обижалась, думала, что она меня не любит. А сегодня говорю — спасибо мамочка, спасибо. Ты мне дала главное — я умею решать сама.

Про детство

Мы жили в замечательной коммуналке, где не было ванной, то есть была, но в ней тоже кто-то жил. В квартире была куча детей и жена милиционера, тетя Клава, такая настоящая русская женщина из какой-то прекрасной деревни, поила нас своим грудным молоком — у нее родилась дочка и молока было столько, что девать некуда. Во дворе был сарай, рядом всегда туча прирученных дворовых собак, я ужасно их любила. Говорила, что вырасту и буду пастухом собак.

Во время фестиваля молодежи и студентов я заболела туберкулезом, ножки отнимались. Врач сказал, что мне надо есть кислую капусту — я ее с тех пор видеть не могу — и заниматься спортом. В Марьиной Роще на искусственном льду меня водили с двух сторон два тренера — ноги мои были абсолютно диагональные и подкашивались. Дома мама ставила меня на табуретку, сама с палкой стояла и говорила: «Сделаешь пять пистолетиков». Потом шесть, потом сорок — это она из меня выбивала. Я плакала, а она повторяла: «Не сделаешь — с табуретки не слезешь». И до сих пор я глубоко уверена, что в детей кое-что надо вбивать.

Про учение

На психологический, куда я хотела поступать, надо было сдавать биологию.

Мама дала мне деньги на частного преподавателя и год ходила без зимнего пальто… Я влюбилась в биологию — цикл развития кольчатых червей казался мне прекрасней, чем музыка сфер. И решила поступать на биофак. На первом курсе ставила опыт по полиплоидии с бобовыми — у меня была дикой красоты теория, которую бобы должны были подтвердить. Бобы проросли абсолютно не тем образом, и для меня это была трагедия. Но я сделала вывод, что жизнь всегда права. В результате все-таки ушла на психфак, где у меня была гениальная профессура, большие ученые — Блюма Вульфовна Зейгарник, Гальперин, Лурия, Эльконин, Леонтьев…

Про дружбу

Старых дружб у меня немного, и я совсем не ностальгирую по счастливым 1970-м или 1960-м, когда жили только дружбой. Все равно все, что ты делаешь, ты делаешь только для внутренне очень близкого референтного круга. И мое ближайшее окружение — это люди, которые живут во мне, неважно, общаемся мы при этом или нет. Там мой бывший муж Алеша Парщиков, которого нет уже пять лет, там мои преподаватели, там художники… Я не могу сказать, что дружу с Ильей Кабаковым, но этот человек изменил мой мир. Нас свел Иосиф Бакштейн, тогда влюбленный в меня. На нескончаемой лестнице в Доме России, ведущей к мастерской Кабакова, он останавливался на каждой ступеньке и целовал мне ушко. Когда я увидела работы Кабакова — это был шок. Мы проговорили до 6 утра и мир переменился… Где-то в моей голове живет Паша Лунгин, и я не только смотрю его фильмы, нет, я его глазами всматриваюсь в какой-то кусочек жизни. И мне не нужно с ним для этого каждый день общаться. Я уверена, что личность формируется благодаря встречам с такими масштабными людьми. В моей жизни их было много. Мы нечасто видимся, они разбросаны по миру, но я точно знаю — это братство. Здесь работает очень звериный инстинкт: выбираешь равных. Только желательно выбирать не равных, а тех, кто больше и выше тебя, тех, кто тебя заряжает…

Про любовь

В 18 лет я собралась под венец с хорошим мальчиком. Для меня первый мужчина и штамп в паспорте — это были совпадающие вещи: я же хотела строить коммунизм, я была моральной девочкой. И вот уже есть дата регистрации в загсе, а я чувствую, что мне все хуже. Вроде бы влюблена, и есть белое платье, и фата, и все как положено. Но при этом понимаю, что мне не надо за этого человека выходить. Что он хочет детей, а я хочу собачку. И я отравилась — наглоталась снотворного. Мама меня откачала. Я спрашиваю: «Ну что, идти в загс?» Она говорит: «Решай сама». Так у меня появился штамп в паспорте. Но в тот же вечер, понимая, что за штампом последует все остальное, я сбежала. Пришла через три месяца разводиться, смотрю на него и думаю: «Боже, какой чужой человек»…

А ч

www.kommersant.ru

Тина Канделаки, Ольга Свиблова и другие об ощущении возраста | ЖУРНАЛ | Журнал

Первые красавицы Москвы – о своем ощущении возраста

Актриса Софья Карпунина — о праве молодости

на ошибки и прекрасные надежды

Когда ищешь свой стиль, а ведь именно этим ты занята, когда тебе двадцать лет, не обойтись без экспериментов. Юности прощается все. Поэтому лучше хорошенько оторваться сейчас, чтобы после тридцати и далее не было даже желания отчаянно метаться — сзади пионерка, спереди пенсионерка.

Помню, когда я работала в банке, занесла какие-то бумаги на заседание правления: на мне были неимоверные джинсы с золотыми пайетками и такого же характера майка. Когда я вышла, председатель правления банка спросил у всех присутствующих: «У нас что, где-то дискотека?» Мне не было и двадцати, и это воспринималось как милые шалости девочки.

На дискотеку, впрочем, я ходила так же. Пупок уже был проколот, оставалось начать красить волосы. Мама сопротивлялась до последнего и в итоге предложила мне альтернативный вариант — хну! Я не то чтобы хотела именно рыжий цвет — просто маме казалось, что это природное средство и оно не повредит волосам и здоровью. Пошатнулось только здоровье нервов, когда я поняла, что это надолго. Такое чудо советской промышленности, как хна, можно либо закрасить черным, если повезет, либо оставаться рыжей, пока волосы не отрастут. И все, что могла позволить мне хна, я попробовала — вплоть до сливового оттенка.

Потом маме пришла в голову еще одна блестящая идея. Знакомая ее знакомого, именно так, оказалась стилистом-парикмахером по имени Наташа, ей нужна была модель для выставки, мама спросила, не хочу ли я попробовать. Я хотела. Когда я увидела себя в зеркале, мне сначала даже понравилось (теперь я думаю, что это был гипноз). Несколько тощих длинных прядочек росли из того места, где голова соединяется с шеей. Остального просто не было, почти буквально — все было сострижено. Из оставшегося на голове был сооружен неимоверный начес в стиле восьмидесятых, который создавал ощущение гривы, правда, ощипанной. Когда я пришла домой, мама заплакала, а папа собрался оторвать Наташе руки. Но настоящая трагедия пришла на следующий день, когда я помыла голову и начес вместе с двумя баллонами лака смыло в канализацию. И тут я поняла, что с моими абсолютно прямыми волосами я теперь минимум год обречена ходить с прической мальчика-металлиста, который всю жизнь отращивал маленький крысиный хвостик.

Я сделала, что сделала бы любая в моем положении — заплакала. Зато после этого случая на место встали мозги. За пару лет я отрастила волосы до нормальной женской длины, к тому же с такой короткой стрижкой удалось избавиться наконец и от ненавистной хны. К двадцати я уже точно знала, чего хочу, что мне идет и как меня нужно стричь.

Следующий «переломный момент» настал где-то в двадцать три. В одной из студенческих постановок я играла гота, и на меня нацепили парик а-ля Клеопатра — черное каре с челкой. Мне настолько понравилась идея с париком, что я тут же приобрела себе точно такой же. Наши отношения с ним длились два сезона. Самое забавное, что я даже со своим мужем познакомилась, когда на мне был парик. Клим, видимо, решил, что я жгучая брюнетка, и влюбился. На следующий день я распустила волосы (а они были длинные — чуть выше поясницы) и надела шляпу. Клим очень странно смотрел на волосы.

Сейчас мне двадцать восемь, и у меня очередной период зудящего поиска: то ли подстричь челку, то ли сделать каре… Но в этот момент я вспоминаю Наташу. И как-то сразу успокаиваюсь. Думаю, пойду лучше покрашу ногти в зеленый. К тому же у меня недавно появилась накладная челка — была съемка в одном журнале с идеей кардинально поменять свою прическу для фотосессии, и я выбрала вариант накладной челки. Причем презентовала я этот образ у Клима на дне рождения. Мама спросила с сожалением: «Зачем ты это сделала?» — она не заметила подвоха, друзья и гости тоже, все были довольны моей новой стрижкой. И только один Клим тут же все раскусил. Ну, он-то уже привык к моим штучкам.

Так что, если подводить какой-то итог моим почти десятилетним экспериментам с внешностью, могу предложить: прежде чем краситься в черный или в платиновую блондинку, сделать каре или отрезать челку — возьмите парик, походите в нем пару дней. Этому меня научила моя профессия — здорово, когда есть повод примерить новый образ: вамп-макияж или, например, платье в пол в духе оскаровской церемонии и чувствовать себя при этом абсолютно естественно — ты же в кадре!

Режиссер Ольга Дыховичная — об удивительных

открытиях, которые случаются после тридцати

В тридцать лет ты точно знаешь, кем ты никогда не будешь. Я, например, уже не стану балериной. А ведь хотела. Благодаря своей маме на балет я начала ходить раньше, чем научилась читать, и уже в самом раннем детстве, как зритель, испытала восторг от танца, материального воплощения эмоций и чувств. Я тогда ничего не знала ни о любви, ни о страсти, ни о расставании, ни о страхе сближения, но через увиденный танец эти чувства как будто очертили ниши в моей детской душе, которые с возрастом наполнились опытом.

Конечно, я мечтала танцевать сама. И я помню экзамен в хореографическое училище: мы, девочки, стоим в ряд, и мимо нас чеканным шагом идет женщина-осанка, скользя взглядом по нашим ногам, рукам, иногда поднимая взгляд на чье-то лицо — это был знак того, что девочка будет допущена к следующему туру. Женщина-осанка прошла мимо меня. Увы, балериной мне не быть.

Но танцам в свои тридцать я нашла альтернативу. Сейчас я занимаюсь йогой. Наверное, потому что не умею проигрывать. В Нью-Йорке я открыла для себя хот-йогу — это двадцать шесть асан, которые делаются в комнате, нагретой до тридцати семи градусов, при этом инструктор только говорит о смене позы, но не показывает ее, что позволяет только тебе найти ощущение правильно сделанного движения, а горячий воздух разогревает тело, разрешая идти дальше в растяжке. Эти занятия совмещают в себе три важных компонента — йогу, как способ оживить тело, баню, когда через пот уходит все ненужное, и медитацию, которая очищает голову от суеты.

Только в тридцать я впервые ощутила ограничения тела, стала чувствовать и замечать его, выстраивать с ним отношения, беречь. Потому что резкое движение на неразогретую мышцу вдруг приносит боль, потому что ночь без сна вдруг делает невозможным радость от следующего дня, потому что образ жизни «машина–компьютер» делает твое тело похожим на стул, который невозможно распрямить без скрипа.

Впервые ощутила и другие лимиты — собственной смелости, пространства вокруг, которое из дающего превратилось в постоянное препятствие. Но именно в этом ограничении ты точно фокусируешься на том, что необходимо, и последовательно идешь к цели — и профессиональной, и позе верблюда в йоге. И если раньше казалось, что просто движение в направлении цели и есть все, что от тебя требуется, и качество черновика не имеет значения, то после тридцати черновик, попытка и процесс достижения становятся главными.

Теперь слово «дисциплина» не пугает меня, вызывая желание подросткового протеста, оно — неотъемлемая часть жизни. Раньше мне казалось, что можно с понедельника стать «правильной»: соблюдать режим, что-то не есть, что-то не пить, что-то делать всегда и что-то никогда не делать. Но потом я поняла, что эта дрессура держится на недоверии к себе, вроде ты придумываешь себе некоего контролера, чтобы сдержать от самой себя. И тогда я себя спросила, нравится ли мне моя жизнь, правильные ли у нее цели и результаты, хорошие ли люди вокруг меня, люблю ли я и забочусь ли о близких. И все ответы меня порадовали, и тогда я поняла, что не враг самой себе и не могу причинить себе вред тем, что съем макароны перед тем, как лечь спать в пять утра. Мои непоследовательность, спонтанность, нетерпеливость и даже лень — те качества, в том числе благодаря которым я и оказалась в сегодняшней точке жизни. И я ценю сегодняшний день.

После тридцати самое главное — отделить пустой соблазн от важного дела, полюбить себя настоящую, а не держаться за выдуманный приятный образ, не принять сиюминутный каприз за сокровенное желание, заплатить цену, пусть даже большую, за что-то значимое, а не увлечься самопожертвованием, которое только симулирует смысл. Отныне самый важный собеседник в жизни — это ты сам, и насколько честным будет разговор, настолько полноценной будет жизнь, настоящая и будущая.

В тридцать лет в моей жизни появилось много новых людей, которые стали близкими друзьями — а говорили, что такого не бывает. Мне стало проще сближаться с другими, потому что я перестала тратить время на светский ритуал разговоров о погоде, благодаря жизненному опыту и вниманию научилась по ключевым признакам распознавать своих среди чужих. Нужно рискнуть и открыться, чтобы впустить в свою жизнь новое. И даже если это будет ошибочный шаг, за которым последует разочарование, то все равно беспокойная жизнь души лучше, чем вялотекущее существование в проверенной зоне комфорта.

Этот текст я пишу из своего двухмесячного трипа, в котором у меня нет обратного билета. После того как я организовала и провела в Москве международный фестиваль независимого кино Tomorrow, я улетела в Нью-Йорк. А оттуда — в Париж, сейчас вот снова лечу в Нью-Йорк. Когда попаду в Москву — не знаю. Раньше такая ситуация была бы для меня невозможной — ведь ты лишаешься комфорта, не знаешь, что будет завтра, позволяешь обстоятельствам вмешиваться в твои планы. С одной стороны, не иметь билета домой — чувство тревожное. С другой — свободное. Я рада, что получаю этот опыт сейчас, когда мне уже за тридцать. Осознанный риск, преодоление страха открыть свое сердце и жизнь по неизведанному пути — вот новые ценности моего бальзаковского возраста.

Телеведущая и бизнес-леди Тина Канделаки —

о последней попытке полюбить

В России женщины одиноки. В Европе быть красивой гораздо легче. У нас же категорически много женщин и мало мужчин. Мы бьемся за их внимание, за их одобрение. Он еще не успел проснуться, а ты уже накрашенная, при полном параде и в белье Agent Provocateur, готовая ко всему, если он вдруг захочет. Чаще всего он не хочет, он устал. Он чаще не в настроении: «Не сегодня, дорогая, завтра!» Не завтра, а послезавтра. Но это и не важно. В любом случае нам, женщинам, надо быть такими, чтобы сохранять рядом своих мужчин. Потому что мы понимаем, что всегда найдется другая, моложе, и все сделает для того, чтобы быть более желанной — грудь, попа, белье, чулки и весь остальной стандартный набор. И желательно повыше, подлиннее, с красивыми волосами, ухоженными руками, да еще и маникюр-педикюр-эпиляция.

Как подумаешь о красоте по-русски — жить не хочется. Потому что на эту красоту по-русски нужно тратить всю свою сознательную жизнь, и в этой лотерее никто не гарантирует выигрыш. В уравнении красоты к заранее просчитанному результату прийти нельзя. У вас могут быть и зазывные губы, и глаза с поволокой, и грудь, как в рекламе клиники пластической хирургии, и попа, как у двадцатилетней бразильянки. Но это еще не гарантия, что вы будете непременно счастливы, найдете свою любовь и останетесь красивой до конца. Потому что настоящая красота, на мой взгляд, расцветает только тогда, когда женщина по-настоящему любит и по-настоящему любима.

На эту тему прекрасную историю о своем приятеле мне рассказал мой косметолог. Раз в пять лет тот меняет жену, каждая новая жена — его бывшая секретарша. И каждая понимает, как могут начать развиваться события, как только у него на работе появляется молодая симпатичная сотрудница.

В ответ на эту историю я спросила у косметолога: «Как думаешь, долго ли так может продолжаться? Ведь в какой-то момент ему будет пятьдесят пять, шестьдесят пять, а потом — семьдесят пять, а им все время будет два­дцать пять. И как говорится в фильме Сегала «Рассказы», о чем они будут трахаться, когда ему будет семьдесят пять, а ей двадцать пять?» Но до тех пор, пока он ходит к моему косметологу, а косметолог, честно вам скажу, очень хороший (посмотрите на меня), этот крокодил еще долго будет отравлять жизнь юным московским красавицам.

Поэтому мы боремся за красоту. Делаем уколы, массажи, мезотерапию без остановки и, если есть деньги, желательно каждый день. Чтобы выглядеть все моложе, потому что никто не хочет, отдавая огромные деньги за интенсивный уход, выглядеть старше. И как с этим жить? Однажды лежу на очередной процедуре, и пишет мне близкая подруга, у которой потрясающее чувство юмора: «Как дела?» «Хорошо, только что сделала себе мезотерапию», — отвечаю. «И в шею тоже? Очень больно?» — спрашивает подруга. «Да, и в шею тоже. И, честно говоря, очень больно», — строчу я. Через паузу получаю сообщение: «А ты знаешь, я буду доживать так». Конечно, она лукавит и, конечно, сделает себе уколы, если не у моего, так у другого косметолога. «Доживать так» совсем не хочется.

Лично я нашла для себя универсальную формулу, которая помогает мне держаться в форме. В первую очередь это, конечно, сон. Никакие косметологи, никакие диеты не помогут женщине, если она не спит восемь часов и не ложится до двенадцати часов ночи. Дальше я делаю абсолютно то же самое, что и вы, возможно, даже у того же косметолога. Ничего принципиально нового я вам не расскажу. Но про сон могу рассказать подробнее. В какой-то момент я заставила себя рано ложиться. И вы знаете, эффект я просто вижу по лицу, по качеству кожи, по своему состоянию. Знаете, чем отличается кожа взрослой женщины от кожи ребенка или юной девушки? Их кожа сияет. С возрастом это сияние сохранять все сложнее — наверное, в какой-то момент оно совсем исчезнет. Но если вы на протяжении недели каждый вечер будете ложиться спать в одиннадцать часов, вы обязательно почувствуете разницу. Это действительно работает.

Красота в мои тридцать восемь — это уверенность, жажда жизни, желание исправить многие ошибки, совершенные десять лет назад, в возрасте двадцати восьми лет. Знаете, так как я в разводе, могу сказать про себя нынешнюю: хочется расцвести еще раз, полюбив кого-то, отчаянно и до состояния невесомости в животе. И когда начинаешь ощущать это состояние, то понимаешь, что расцветаешь точно так же, как в восемнадцать лет.

Красота в тридцать восемь — это красота зрелой женщины, похожая на черешню в тот момент, когда она еще не перезрела, но уже входит в самый сок: она такая еще упругая и самая-самая сладкая. Хотя благодаря усилиям косметологов и ученых, возможно, и в сорок восемь можно будет выглядеть так же. Но опыта будет на десять лет больше, соответственно, больше будет и разочарований, и любить с прежней силой уже не получится. А сейчас еще можно сойти с ума. Конечно, я, вероятнее всего, заблуждаюсь, не слушайте меня. Откуда мне знать? Может быть, это просто потому, что я сама сейчас влюблена. И это не значит, что и в шестьдесят нельзя влюбиться, сойти с ума и расцвести еще раз. Но сейчас еще можно допустить пару-тройку ошибок ради любви.

Директор музея Ольга Свиблова — о разумном

эгоизме и стрессе как способе не стареть

Когда мне было четырнадцать лет, я считала, что после тридцати жизни нет. А когда-таки исполнилось тридцать, я уже была так занята жизнью, что вопрос сам собой исчез из повестки дня. Надо понимать, что ты не центр мира — тогда и свыкнуться с идущими годами проще. У меня просто нет времени их замечать. Иногда я путаюсь, мне кажется, что мне больше лет, и на вопрос, сколько вам, могу ответить неправильно. Я считаю, что если женщина начинает концентрироваться на цифрах, то уже совершенно не важно, восемнадцать ей или сорок. Она в любом случае в тюрьме своих представлений и ожиданий.

Я со школы люблю писателя Чернышевского и его теорию разумного эгоизма. Все, что мы делаем в жизни, предназначено прежде всего не для других, а для себя. Любой поступок против наших представлений о добре и зле прежде всего разрушителен для нас самих, и никакая прическа и никакой наряд не скроют внутреннего дискомфорта, так как совесть обмануть нельзя. Конечно, с возрастом ты меняешься, не только физически — у тебя не просто появляются седые волосы, ты по-человечески становишься другим. Я не стала одеваться в черный, потому что перешла рубеж в пятьдесят лет.

Я ходила в седьмом классе на каток, занималась тогда фигурным катанием, в оранжевом свитере и голубых тренировочных штанах. Надо мной смеялся весь класс, а мальчишки называли их кальсонами. Мне же было очень хорошо. В школу я ходила, в чем хотела сама, формы не было — я надевала мамин черный свитер и шила себе простые юбки, впрочем, я так люблю одеваться и до сих пор. Если честно, я не думаю утром, что надеть или что уместно в моем возрасте. Черный цвет — он тебя и прячет, и подчеркивает, он удобный. В течение дня у меня нет времени вернуться домой переодеться — я должна выйти и быть адекватной в офисе, в мэрии, кроме того, я здесь в музее таскаю и развешиваю произведения, когда готовится инсталляция, как обычный рабочий, а после этого вечером мне надо идти на какую-то вечеринку — все в одном наряде. Я человек практичный и функционально мыслящий.

Все говорят про «макияж без макияжа» и гладко убранных волосах, которые якобы пристойны после пятидесяти. Так отчасти и есть. Но вообще в плане ухода за собой я совсем не стандартный персонаж. Последний раз я стриглась в салоне в 1988 году в городе Глазго — теперь делаю это сама, дома ножницами. Мне просто жалко времени. Если многие с возрастом начинают за собой усерд­нее ухаживать, то у меня наоборот — раньше, бедной студенткой, хотя бы раз в месяц я ходила в косметический кабинет на улице Герцена, недалеко от университета. Теперь я могу позволить себе это несколько раз в год. Конечно, важно то, как ты выглядишь, все утром смотрят на себя в зеркало. Чтобы пойти на работу, я максимум за десять минут привожу себя в порядок — крем под глаза и на лицо, тональный крем, румяна, тени, карандаш для губ. Всегда помню, что, если ты идешь к людям, к своей семье или сотрудникам, ты не должен оскорблять их тем, что выглядишь плохо. Конечно, бывает, чувствуешь себя лучше, бывает хуже — тогда можно просто отвлечь внимание, например, на свои ноги. И надеть лучшие туфли — все будут смотреть на них.

Как дипломированный психолог, я знаю: любая фиксация на своих морщинах ни к чему хорошему не приведет. У меня нет времени на ностальгию, я никогда не пересматриваю свои фотографии времен молодости. Спасает от разных мыслей то, что я точно знаю, что буду делать через пять минут или через день. Когда ты думаешь о других больше, чем о себе, когда ты думаешь о том, что ты должен сделать, это помогает здоровью и психическому, и физическому. С возрастом неизбежно появляются какие-то проблемы со здоровьем, но я свято уверена, что сейчас многое лечится, важен системный подход и желание выздороветь, причем ничуть не меньше.

Меня заряжает энергией, когда мне интересно или я понимаю, что нужно что-то сделать — организовать выставку, договориться с художником о ретроспективе, утвердить бюджет. Бывают дни, когда мне не хочется никуда, но просто есть слово «надо». В школе я ходила в походы с учителем математики, его звали Яков Самуилович Черняк. Он научил нас не только ставить палатку за три минуты, но и про жизнь объяснил нам многое, в том числе и то, как надо относиться к себе, к своему делу. Он умер на уроке, тогда ему было семьдесят семь лет.

Я занялась Московским Домом фотографии в сорок три года, когда другие боятся начинать что-то, считая, что время давно прошло. Те, кому сейчас двадцать пять, думают: надо чего-то достичь к определенному моменту. А я не меряю жизнь тем, что у меня появилось. Иногда, конечно, я в панике от того, что занята непрерывно, градус стресса зашкаливает, но по-другому жить я уже не могу. Это мой способ не стареть.

Я не ставлю себе возрастных рубежей, чего и когда достигла. Я не испытываю иллюзий, что человек меняет мир глобально, что будет обо мне память, что я что-то заслужу. Я делаю то, что считаю нужным или что не могу не сделать. И не считаю проходящие года. Люди живут ровно столько, наверное, сколько им отмерено, или сколько им нужно, или сколько им самим хочется. Я просто хочу побольше успеть.

Стиль: Olga Dunina. Прически: Valentin Katia. Макияж: Christine Corbel/MAO. Маникюр: Brenda Abrial/Jed Root. Модель: Stina Rapp Wastenson/Women Paris. Ассистенты фотографа: Matthieu Boutignon, Florent Brunel. Ассистент стилиста: Ekaterina Zolototrubova. Продюсер: Elena Serova. Ассистент продюсера: Valeria Shkolyar.

www.vogue.ru

Жена. История любви. Ольга Свиблова: «Надо жить так, чтобы с тобой можно было пойти в разведку» :: ТВ Центр

Её дар – восхищаться даром других. Она делает это виртуозно не только в стенах созданного ею Мультимедиа Арт Музея, но и по всему миру. Её кураторство в мире искусства началось со знакомства с будущим мужем, поэтом Алексеем Парщиковым, а мечта об открытии музея фотографии воплотилась в жизнь в браке с меценатом Оливье Мораном. Гостьей Киры Прошутинской в программе «Жена. История любви» стала искусствовед и режиссёр Ольга Свиблова.

Преодоление

Ольга Свиблова родилась в интеллигентной московской семье. Её папа – инженер-конструктор, а мама – преподаватель немецкого языка, филолог. Они жили в коммуналке – в одной комнате, без ванны и с общей кухней. Любимым занятием девочки было собрать всех уличных собак во дворе и накормить. Она даже придумала собачий язык и решила, что будет пастухом собак. Чтобы родители разрешили завести питомца, ей нужно было выполнить одно условие – поступить в музыкальную школу. Это было непросто, но оно того стоило – четвероногого друга она получила-таки.

 

 

В детстве для неё вообще многое было непросто. Дело в том, что в четырёхлетнем возрасте маленькая Оля переболела тяжёлой формой полиомиелита, который дал серьёзные осложнения на кости и суставы – девочка передвигалась с огромным трудом. Фигурное катание, ежедневные занятия через боль, мамина настойчивость и собственное упорство помогли ей практически заново научиться ходить…

В математической школе, где училась Ольга, на 42 ученика было всего 6 девочек, которые, по понятным причинам, были окружены мужским вниманием.

– В нашем классе был мальчик Саша – спортсмен, который никаких знаков внимания мне никогда не выказывал. Однажды я прихожу из института домой и вижу его, мертвецки пьяного, спящим на кровати. Мама говорит: «Приходил Саша Новичков, просил у меня твоей руки, сказал, что с вашей дочерью можно ходить в разведку». Для меня это самый большой комплимент. Я считаю, что надо жить так, чтобы с тобой можно было пойти в разведку.

Замуж за русскую поэзию

Как-то раз, во время студенческого выезда на картошку, Ольге показали тетрадку со стихами Алексея Парщикова. Прочитанное настолько потрясло девушку, что она моментально влюбилась в работы поэта.
Их местом знакомства стало общежитие МГУ, где собиралась творческая молодёжь. Ольга и Алексей встретили вместе Новый год и больше уже не расставались. Свадьба состоялась, когда Свибловой было 19 лет, а свадебным подарком жениху от невесты стал собственноручно связанный шарф с монограммой «ММ», что значило «Мастеру от Маргариты».

– Я вышла замуж за русскую поэзию, я понимала, что мне не будет скучно, – вспоминает героиня программы.

Ольга стала главным помощником мужа и очень много сделала, чтобы о нём узнали. Чтобы супруг мог спокойно писать стихи, она устроилась работать дворником, и это время она называет очень счастливым. Через десять лет брака у пары родился сын Тимофей.

– Долгое время я не хотела Алёше мешать, мне казалось, что поэту надо отдавать всё внимание. Тут важно понимать, что такое андеграундная культура. В этой культуре во многом люди выживали потому, что у них были хорошие жёны. Другие просто сломались. Через десять лет мы решили сознательно родить ребёнка, при этом я знала, что мы не будем жить вместе. Но мне ни от кого другого ребёнка не хотелось.

Почему спустя 18 лет брак распался? Чего Ольга боится больше всего в жизни? Почему Парщиков не смог смотреть документальный фильм Свибловой? Об этом гостья рассказала Кире Прошутинской.

Любить так, как не бывает

Однажды Ольга загадала, чтобы ей послали любовь. И высшие силы услышали её. Правда, случилось это в совершенно неожиданном месте. Как-то в Париже друг пригласил Свиблову зайти в арт-центр, созданный французским меценатом Оливье Мораном. Увиденное пространство очаровало гостью, она захотела познакомиться с человеком, который сделал это. Встреча оказалась настолько тёплой, что Оливье предложил Ольге помочь ему создать центр французского современного искусства в Москве. Рабочие отношения быстро переросли в романтические – предложение руки и сердца Моран сделал спустя несколько месяцев после знакомства.

 – С Парщиковым мы проговорили 18 лет, а с Оливье мы мало говорили, и в этой тишине была какая-то фантастическая внимательность, такая глубина видения, которой у меня никогда не было. Он перестроил и меня, и мой вкус на другую волну. Он меня очень любил – наверное, так, как не бывает. И я также любила.
Ради любимой Оливье принял православие, и вскоре они обвенчались. Супруги были счастливы в браке 23 года, до того момента, когда Морана не стало… Как Оливье ухаживал за Ольгой и при чём тут факс? Что является настоящим призванием женщины? Почему у гостьи были сложные отношения с мамой? Из-за чего она ненавидит баню? Что думают об Ольге её друзья и коллеги Виктор Фогельсон, Игорь Буренков, Елена Лунгина? Ответы – в авторской программе Киры Прошутинской «Жена. История любви».

Мария Феоктистова

www.tvc.ru

АРТ-распил Русской культуры — РОДИНА. ВЕРА. ПРАВДА.

Злой рок какой-то…

Когда вчера мы писали эту статью, мы и представить себе не могли, какая страшная трагедия случится сегодня ночью в подмосковной психиатрической больнице! Поэтому выражаем искренние соболезнования родственникам и близким погибших на пожаре. Просим нас простить, если мы названием своего поста оскорбили ваши чувства. Статья наша никак не касается психиатрических лечебных учреждений и мы специально сменили ее название. Страшная и нелепая смерть больных людей — это сигнал нам всем, что дальше так жить нельзя!
Вопрос только, когда мы это поймем?

Как наркоманы, извращенцы, иностранные агенты и российские чиновники от культуры объединились под флагами «элитарного современного искусства» в борьбе с духовностью и моралью в России на бюджетные деньги

Читая новости культуры на сайте государственного, между прочим, информационного агентства «РИА Новости», мы наткнулись на странный анонс http://ria.ru/culture/20130424/934221123.html «Вечер памяти художника Мамышева-Монро пройдет в Мультимедиа арт музее». Будучи людьми опытными и весьма осведомленными в вопросах «современного искусства», мы напряглись и решили разобраться, что это за «художник Монро» и почему его гибель вызвала такой ажиотаж в московской тусовке ЛГБТ-пропагандистов и лоббистов «современного искусства». И должны вам сказать, что сделали это не зря. Так как помимо шокирующих особенностей «творческого пути» этого «Монро» нам открылись такие факты, не поделиться которыми с нашими уважаемыми читателями, было бы большим грехом.

Итак, по порядку. Как известно, 16 марта 2013 года в бассейне отеля на курорте Бали, сильно перебрав алкоголя, утоп 43-летний Мамышев Владислав Юрьевич (кличка — «Монро»), известный в определенных кругах как «художник», специализировавшийся на «перформансах, коллажах и инсталляциях» («современном искусстве», как они это называют). Сразу после этой нелепой смерти в российских СМИ Гельманами-Троицкими и прочими ЛГБТ-пропанадистами была развернута «траурная кампания по оплакиванию великого художника, гения современного искусства, которого потеряла Россия». Хотя сама Россия, наверное в силу своей «непросвещенности», об этом «гении» ничего и не слышала, и уж тем более не видела его «гениальные произведения». Но нас это не остановило и мы заглянули в биографию «Монро»… и ужаснулись (лучше бы не заглядывали).

Как следует из официальной биографии, «гениальность» Мамышева проявилась еще в школе, которую он так и не закончил, потому что его оттуда досрочно исключили (естественно, за «политические убеждения»). После этого он уже больше нигде не учился (да и зачем «гению» учиться!?). После распада СССР «художник» привлек внимание ленинградской рок-тусовки своими переодеваниями в известных женщин. Особенно ему нравилось «выступать» на людях в образе Мэрилин Монро, в связи с чем ему и дали кличку «Монро». Вот такое «гениальное творчество». Всего за свою карьеру он «выступил в образе» более 50 известных людей (мужчин и женщин), то есть переодевался и гримировался соответствующим образом, потешая гламурную публику, сначала Санкт-Петербурга, а затем Москвы и Европы. Правда, не понятно, в чем здесь было искусство, так как на лицо психическое расстройство — раздвоение личности!

Дальше-больше. В 1990-е годы Мамышев, как и подобает «звезде элитарного искусства» плотно сел на наркотики, в связи с чем в 1999 году Куйбышевский суд Санкт-Петербурга приговорил «художника» к условному сроку за хранение и перевозку героина. После суда у Мамышева видать что-то сдвинулось в голове и он переквалифицировался на образ актрисы Любови Орловой, в котором продолжал эпатировать публику и даже снял издевательский римейк советского фильма «Волга-Волга». В 2003 году «Монро» принял участие в кощунственной выставке «Осторожно религия!» в Центре Сахарова, которую попытались разгромить православные активисты. Из-за мощного народного негодования правоохранительные органы даже вынуждены были привлечь к уголовной ответственности организаторов этой «выставки». Напомним, на данном мероприятии группа извращенцев пыталась продемонстрировать собственные «произведения», большинство из которых это пропаганда гомосексуапизма, издевательское представление символов СССР и разрисованные православные иконы.

Естественно, как и подобает «непризнанному гению», Мамышев имел большой успех на Западе, где его не только награждали всевозможными премиями, но постоянно публиковали восхищенные статьи, что и не удивительно с учетом явной антирусской и антиправославной направленности его «искусства», за которое например в исламских странах или Израиле он бы на долго уехал в тюрьму или вообще был бы убит религиозными фанатиками. Фактически его можно считать «духовным» наставником группы «Pussy Riot» и «любимым пациентом» Гельмана, который хорошо продавал продукты жизнедеятельности «Монро» за границей (может поэтому теперь галерист и в трауре, так как после «Pussy Riot» у него не осталось ликвидного товара для впаривания западным извращенцам).

Но кроме «прогрессивной» Европы «Монро» и его «коллег по болезни» неплохо поддерживали и в России, например, журнал «Артхроника», «Мультимедиа арт музей» в Москве, «премия Кандинского» и др., организаторы и авторы которых и сейчас активно оплакивают «гения». И вот мы решили посмотреть, кто эти подвижники «современного искусства», длительное время поддерживающие подобных «Монро» и главное понять, для чего они это делают.

Начнем, с известной в среде деятелей «современного искусства» т.н. «премии Кандинского», абсолютно ничего не говорящей большинству граждан страны. Учреждена премия в 2007 году большим любителем «современного искусства» уроженцем г.Батуми Шалвой Бреусом, председателем совета директоров Целлюлозно-бумажного комбината «Волга» в Нижегородской области и издателем журнала «Артхроника», основного рупора «современного искусства» в России.

Но вот, что примечательно, до того как Бреус стал руководителем крупного предприятия в России, он был чиновником в Минимуществе и Администрации Красноярского края, а еще раньше трудился в совместных с немцами и австрийцами СП. Как известно, в 1991 году ЦБК «Волга», который построен в 1925 году советским народом, в результате предательской «приватизации» Гайдаров-Ельциных-Чубайсов перешел в собственность иностранной компании, предположительно, немецкой. Поэтому смеем предположить, что экс-чиновник Бреус представляет на комбинате интересы иностранных собственников предприятия, которые возможно и «привили» ему интерес к «современному искусству». А еще он является председателем совета директоров компании с говорящим названием «Ост Вест Групп». Поэтому, на чьи деньги реально Бреус «поддерживает современное искусство» — это большой вопрос. Вряд ли он ежегодно вкладывал бы сотни тысяч собственных евро в персонажей типа «Монро».

Да и вообще премия Кандинского больше похожа на канал иностранного финансирования разного рода извращенцев и ЛГБТ-лоббистов в России. Взять хотя бы состав жюри (граждане Франции, США, Германии и др.) и критерии отбора номинантов (чем бездуховнее, извращеннее, тем лучше) этой «творческой премии», лауреатами которой обычно становятся «непризнанные на родине гении» типа Мамышева, которым выплачиваются не хилые призы даже по меркам классического искусства — от 5 до 40 тысяч евро за номинацию.

Хотя не исключаем и другой вариант, что Бреус и ему подобные «меценаты современного искусства» плотно сели на эту тему в середине 2000-х годов, когда из федерального и региональных бюджетов России при содействии Министерства культуры и ряда губернаторов, проникшихся «элитарным современным искусством», потекли и продолжают течь по сей день реки государственных денег в карманы галеристов типа Гельмана.

Да и чиновники наши от культуры давно поняли, что «современное искусство» очень удобная тема для распила бюджетов. Так как в отличие от строительства, дорог, ЖКХ и госзакупок, в этой сфере посчитать «эффективность и оправданность расходов» невозможно. Например, если на белой стене нарисовать нечто гавном, и об этом восхищенно напишут Гельманы-Троицкие, покажут ЛГБТ-каналы «Дождь» и «Москва 24», а также зааплодируют их коллеги в Париже и Амстердаме, то это уже не гавно на стене, а «арт-объект» и «сенсация в современном искусстве». А если это еще нарисовать на православной иконе, гербе СССР или портрете Путина, то автор автоматически становится «гением» и получает признание на Западе. Под такого «прогрессивного художника» можно уже не один бюджет Минкультуры списать или даже финансировать за государственный счет открытие в регионах «галерей современного искусства» и проведение «биеннале», в том числе за границей, на которых Россия «должна быть представлена достойно», то есть достойно заплатить из бюджета тем же Гельманам.

Но посмотрим дальше по списку тех, кто в России поддерживает «художников» типа Мамышева. Следующим у нас идет загадочный и естественно «элитарный» выставочный центр — «Мультимедиа арт музей» в Москве, созданный и существующий на бюджетные деньги Департамента культуры Правительства Москвы, то есть создавался еще в период руководства мэра Лужкова, а сейчас отремонтирован и процветает при содействии команды мэра Собянина и «главного по культуре» в столице Капкова (подробно о его деятельности здесь http://rusfront2012.livejournal.com/9128.html).

Но «уникальность» этого «музея» не в его коллекциях и выставках, которые посещают сами же «современные художники», иностранцы из «прогрессивных» Европы и США, столичная гламурная тусовка и случайно попавшие туда зеваки, а в его бессменном руководителе госпоже Свибловой Ольге Львовне. Эта дама действительно уникальна, хотя бы тем что с 1996 года настойчиво продвигает «западные ценности, культуру и искусство» в Москве, сначала при поддержке Лужкова и Швыдкова, а теперь Капкова и Мединского, которые ежегодно выделяют ей щедрые госбюджеты на разного рода биеннале и выставки, в том числе за рубежом, где она представляет «современное искусство» России.

Наверное, чтобы дорасти до такого уровня влияния в русском искусстве, надо пройти серьезный творческий путь и достичь некого высшего признания в России? Но у Ольги Свибловой оказался весьма скромный «послужной список». По образованию психолог, карьеру начинала кинорежиссёром, на чем в общем-то ее учеба, научная и профессиональная деятельность и заканчиваются. Так может она сняла гениальные фильмы, покорившие российских зрителей? И тут не угадали, вот ее шедевры: 1987 год — «Кривоорбатский переулок, 12», 1988 год — «Черный квадрат», 1991 год — «В поисках счастливого конца», 1995 год  — «Дина Верни». И это всё! Много вам говорят названия этих картин? Вот и мы о том же. Чтобы долго не распинаться, скажем лишь, что все эти фильмы объединяет только то что они о «современном искусстве и русском авангарде», а также то что все они получили призы на фестивалях во Франции, Швейцарии и США, естественно, как «прорыв в современном искусстве» очередного «непризнанного на родине гения».

Так что, как она в середине 1990-х годов стала «самой влиятельной женщиной в современном искусстве России», как ее называют на Западе, остается непонятным. Так же как чем она очаровала мэра столицы и целого министра культуры РФ, что теперь представляет по всему миру Россию и Москву в фотографиях, на бюджетные естественно деньги. То есть на наши с вами налоги. При этом из огромного числа ее регалий и «заслуг», которые тиражируют СМИ, больше всего нам бросилось в глаза — «академик Российской академии художеств». Как человек без художественного образования с четырьмя неизвестными в России кинематографическими работами стала «академиком академии художеств» Великой страны!?

Но есть один момент, на который в нашем «приличном» обществе не принято заострять внимание. Но мы же «неприличное» общество, поэтому заострим. Как известно в узких кругах, «секрет успеха» Ольги Свибловой кроется в особой ее любви к Франции и всему французскому. Поэтому истинные русское искусство и культура ее особо не интересуют, и продвигает она в России именно французские «ценности, культуру и традиции», которые мы на прошлой неделе увидели во всей «красе», а также к чему эти «ценности» привели несчастную Францию — утверждение парламентом однополых браков и права усыновления ими приемных детей. То есть, как ЛГБТ-меньшинство при поддержке такой же власти фактически заставило подчиниться своим извращенным фантазиям французское большинство, которое полиция разгоняла водометами и слезоточивым газом под улюлюканье геев и лесбиянок. Теперь понимаете, какие «ценности и культуру» продвигает Свиблова в России!?

Чтобы не быть галасловными приведем лишь несколько фактов, подтверждающих, что Ольга Свиблова чистейшей воды иностранный агент в культурной сфере России. Например, упомянутые нами ее «бессмертные» фильмы получали призы в том числе французских «ценителей искусства», оставшись при этом незамеченными российской аудиторией. Французский журнал «Le journal des Arts» внес Свиблову в список 100 самых влиятельных людей в мире искусства. С 1991 года она плотно сотрудничает с парижскими Центром современного искусства «La Base», галерей «Черный квадрат», Европейский дом фотографии, а также музеями и галереями «современного искусства» США и Великобритании, но большую часть времени проводя именно в Париже. Здесь уж точно не до русского искусства и культуры. Хотя там ее действительно принимают как представителя России. Но вот вопрос, какие же ужасные образы доходят до иностранцев о нашей стране, если посмотреть на «современные» и «авангардны» фотографии, выставляемые сейчас Свибловой в Москве. Желающие могут зайти на сайт ее Московского дома фотографии и Мультимедиа арт музея.

Ну и конечно, чисто случайно ее мужем оказался француз Оливье Моран, а в 1999 году она получила Золотую медаль Парижа, в 2005 году — французский Орден Академических пальм, в 2008 году — Орден Почетного Легиона. А еще ее очень ценят в Италии, наверное за количество бюджетных денег, закаченных Россией (с подачи Свибловой) в разного рода венецианские биеннале и выставки «современного искусства» в Европе и Москве. Поэтому в 2011 году итальянцы вручили ей премию «За вклад в области культуры» имени Витторио де Сика, а также Орден «За заслуги перед Итальянской Республикой» степени Командора.

Поэтому, как нам кажется, комментарии здесь излишни и всем понятно — чьи интересы отстаивает Свиблова в России под флагом «современного искусства». А итальянцы и французы действительно должны носить ее на руках, так как только гениальный человек мог заставить высоких чиновников в России тратить бюджетные деньги своей страны, чтобы продвигать «чужую культуру, традиции и искусство», агрессивная пропаганда которых уже привела Европу в тупик аморальности и бездуховности.

А что касается случайно погибшего наркомана и извращенца «Монро», так это просто был психически больной человек, который нужен был этим Гельманам, Свибловым и Троицким только как «товар и массовка» для оправдания массового помешательства Запада и пропаганды этого «явления» в России, где духовность и культура на порядок выше даже 300-летней давности в Европе, уничтожить которые не могут никакие «прогрессивные явления и течения», а следовательно и не могут уничтожить государство на таком фундаменте. Поэтому и засадили Франция с Италией нам агентов влияния от искусства в лице разных Гельманов и Свибловых, которые даже после смерти Мамышева пытаются выжать максимум из этой трагедии, проводя вечера памяти и наперебой предлагая идеи, как «в России увековечить память художника «Монро».

Но не понимают все эти «граждане мира» Гельманы и Свибловы, что русский народ по своей природе очень духовный и по-особенному чувствующий красоту и гармонию. Поэтому, как вы не распинайтесь, то что вы продвигаете было, есть и будет УРОДСТВОМ, то есть кричащим и противоречащим нашей духовности инородной субстанцией. Поэтому даже открыв ваши галереи «современного искусства» в каждой деревне, вы никогда здесь не привьете ваше ЛГБТ-искусство, последователи которого оскверняют иконы и храмы, глумятся над нашими государственными символами, историей и традициями. И наступит время, вам придется за все ответить, хоть вы и рассчитываете, случись что, бежать в свои Парижи и Нью-Йорки.

И в завершение хочется еще раз возмутиться тем, как российская власть не вынесла никаких уроков из ситуации с Pussy Riot, не использовала уникальный шанс, имея массовую поддержку населения не дала по заднице всем этим Гельманам-Свибловым-Бреусам, не защитила жесткой рукой наши традиции, культуру и искусство!? Поэтому эти агенты продолжают получать бюджетное финансирование, Гельман сохранил свои галереи в Москве и регионах, а государственное информагентство «РИА Новости» и телеканал «Москва 24» пиарят мероприятия в память «художника» Мамышева.

И все это происходит на фоне полного запустения памятников русской архитектуры, истории и культуры, заняться которыми Минкульт призывал еще умерший, к сожалению, истинный Патриот и Великий Художник Савва Ямщиков: псковский Кремль, Ростов Великий да и все «Золотое кольцо России», на которые у государства денег нет, так как надо проводить биеннале в Венеции и содержать галереи Гельмана и Свибловой.

Кстати, Савва Ямщиков умер неожиданно и сразу после того как начал на центральном телевидении поднимать вопрос, почему деньги Минкультуры идут на поддержку «искусства» извращенцев и иностранной «культуры», а не на восстановление русского наследия. Но это совсем другая история, о которой мы обязательно напишем. Светлая память Великому Художнику и Патриоту России!

rusfront2012.livejournal.com

Ольга Свиблова | Блогер Milushka на сайте SPLETNIK.RU 23 марта 2012

Опубликовано пользователем сайта

Про звезд Milushka 23 марта 2012, 20:31

Искусствовед Ольга Свиблова одной из первых в России доказала, что куратор может быть таким же полноправным творцом, как художник. В 1996 году создала и возглавила Московский дом фотографии и объяснила столичной публике, что фотография – это тоже искусство. Теперь Дом – один из главных арт-центров города, а фотобиеннале, которые организует Ольга Свиблова, всегда заметные события в пестрой художественной жизни Москвы. Любовь к искусству сыграла роль и в семейной жизни – муж Ольги владеет галереей в Париже. Лауреат многочисленных премий, одна из самых элегантных и успешных женщин Москвы, Ольга Свиблова носит исключительно черное, от фотографии отдыхает в кино и известна крайне пылкой любовью к своей работе – об искусстве она может говорить часами. Окончила психологический факультет МГУ, училась в аспирантуре психфака, специализировалась на психологии творчества. «Мне люди просто неинтересны. Поэтому я ушла из психологии. Надо очень любить человека, бесконечно им интересоваться, чтобы с ним долго работать. Мне скучен человек вне дела! А когда он в деле – мне интересен результат, который будет достигнут». Любит черный цвет в одежде «Обожаю русских дизайнеров – Таню Парфенову, Андрея Шарова, Симачева и Ромину. Их работы – произведения искусства». «Я очень люблю кино, и для меня сеанс – лучший способ отдохнуть». Не любит летать на самолетах «Если есть такая возможность, я пользуюсь поездом. К тому же на короткие расстояния это получается быстрее, чем самолетом: пока до аэропорта доберешься, пока регистрацию пройдешь…» Семья Муж – французский бизнесмен Оливье Моран. «Мой муж действительно француз. Познакомились в 91-м году. С тех пор неразлучны, живем вместе, счастливы. Жизнь с человеком другой национальности всегда непростая вещь: менталитет разный. Я думаю, я счастлива, потому что мой муж уважает мою русскую душу… Когда мы познакомились, у него был центр современного искусства. Он любит современное искусство». «У меня времени не хватает ни на семью, ни на здоровый сон… Я всем своим сотрудникам говорю: чем больше работаете, тем меньше скандалов дома. Тебя же там нет – так чего скандалить?» О себе «Я очень жесткий человек. Если я говорю «да», то у меня пойдет кровь из носа, но я это сделаю, и если я говорю «нет» — то я этого никогда не сделаю. А если я говорю, что подумаю, то буду думать. Но когда мне задают вопрос и требуют однозначного ответа — это для меня вещь за гранью выполнимого…» «Самые опасные люди – те, которым нечего терять. Если за тобой стоят семейные, национальные традиции, то это вынуждает не терять человеческого достоинства – ни своего, ни чужого». «Я человек в своих вкусовых пристрастиях очень постоянный: ем одни и те же продукты годами! Я довольно пристрастна к своей одежде, которую практически не меняю. А ведь многим это физически нужно. Мне нет! Но искусство меня возбуждает. И в искусстве у меня огромное количество потребностей…» «Современное искусство дает возможность заглянуть в будущее, и это единственное, что мне интересно». Источник

Оставьте свой голос:

www.spletnik.ru

в гостях у Ольги Свибловой

Люди: «Я живу искусством»: в гостях у Ольги Свибловой

19.11.2017

Ее жизнь — настоящий арт-нон-стоп.

Она постоянно путешествует по миру, чтобы показывать работы звезд мирового искусства в своем Мультимедиа Арт Музее, но всегда возвращается в любимый дом. HELLO! взглянул на личное пространство Ольги Свибловой.

В подмосковный поселок Горки-10, где находится загородный дом Ольги, мы приехали в воскресенье к двум часам дня.

— Мне нужно хоть раз в неделю выспаться, — предупредила она перед встречей. — И не везите никаких стилистов и визажистов — я всегда делаю все сама.

Легкий макияж, волосы, мгновенно собранные в пучок, и фирменные бусы — Ольга Свиблова верна своему стилю уже много лет. Она встречает нас на пороге и сразу же говорит фотографу:

— Ловите солнце, пока оно не ушло.

Условия съемки диктует хозяйка дома — искусствовед, кинорежиссер-документалист, основатель и директор Мультимедиа Арт Музея. Заслуги Свибловой признаны во всем мире. В 2011-м она вошла в сотню самых влиятельных деятелей искусства по версии издания Le Journal des Аrts, в том же году получила орден «За заслуги перед Итальянской Республикой» степени командора, а в этом — стала офицером французского ордена Почетного легиона.

С Францией у Ольги особенные отношения. Ее второй муж, владелец культурного центра и страховщик Оливье Моран, был французом, и именно он создавал дом, в который нас пригласили.

Насыщенный зеленый цвет для экстерьера дома и мебели на первом этаже внутри выбран не случайно. Его можно встретить на картинах художника Ильи Кабакова, к творчеству которого был неравнодушен муж Ольги Свибловой, и которого очень любит она сама

— Думаю, что главным талантом Оливье, которого, к сожалению, уже три года как нет в живых, было строительство и обустройство разных жизненных пространств. Все наши дома во Франции, включая плавучий домик в Камарге (заповедник на юге Франции. — Ред.), были невероятной красоты. Плавучий дом Оливье строил для меня, смешивая элементы колониальной архитектуры конца XIX — начала ХХ века и русской деревянной архитектуры. Для юга Франции деревянные постройки нетипичны. Наша подмосковная дача тоже вся из дерева — поэзия простоты и функциональности, то, что мы с Оливье обожали и в жизни, и в искусстве. Вы видите здесь много зеленого цвета — между собой мы называли его цветом художника Ильи Кабакова, чье творчество для нас очень много значило.

— И благодаря которому вы влюбились в Оливье?

— Я влюбилась в мужа в 1991 году, когда попала в его художественный центр La Base в Париже. Снаружи я увидела огромную зеленую дверь того самого «кабаковского» цвета. Внутри меня поразило потрясающее художественное пространство «легкого дыхания», переделанное из промышленного ангара, типичного для французских арт-ателье, со стеклянной крышей. В конце выставочного зала располагалась маленькая лесенка, которая вела во встроенный домик — офис La Base. Прямо на входе красовались две мои любимые картины Ильи Кабакова из серии «Праздники». Эти работы я знала еще по Москве, когда Илья Кабаков создавал их в своей мастерской. А потом появился и сам Оливье: человек, который придумал весь этот центр, который на аукционе купил мои любимые картины и за пять минут приготовил самый вкусный ужин из тех, что я когда-либо пробовала. Я влюбилась в первый раз и с первого взгляда. Оливье обладал удивительным даром art de vivre, который позволял нам быть счастливыми на протяжении 23 лет совместной жизни.

— Это французское понятие «искусства жизни» вам тоже близко?

— Конечно. Сейчас мы показываем в МАММ выставку Константина Бранкузи — знаменитого скульптора, основоположника мирового модернизма. Творчество Бранкузи удивительно гармонично сочеталось с его образом жизни. Именно это заинтриговало меня, когда я начала работу над экспозицией. Мастерская скульптора, в которой устраивались дружеские вечеринки с вином и зажаренным в большом камине бараном, была центром притяжения для великих художников, писателей, мыслителей, композиторов. Завещая все свое творчество Центру Помпиду, Бранкузи поставил условие — полная реконструкция его мастерской, где все скульптуры, рабочие инструменты и элементы быта должны оставаться на тех местах, на которых они были при его жизни. В моем доме во Франции, в квартире в Москве и здесь, на даче, я тоже ничего не меняю. Все остается так, как задумал и создал Оливье.

— Вы много времени проводите здесь, в Горках?

— Я очень люблю дачу, но при своих переездах и перелетах бываю на ней не так часто, как хотелось бы. Зато каждый день и каждая ночь, проведенные в нашем зеленом домике, для меня — праздник. Летом, в 4-5 часов утра, могу вскочить и радоваться солнечным лучам, пронизывающим дом на восходе. Ловлю этот момент на телефон, для себя. Именно свет в его изменении дает разные перспективы пространству дома. Здесь мало вещей, только необходимый минимум — они для меня как вторая кожа, в которой я чувствую себя естественно. Поэтому я обожаю оставаться здесь одна, хотя, конечно, мне было бы лучше вдвоем с Оливье. Вид из окна — русский лес, такой родной для меня, потому что возвращает в детство. Я росла на даче в Болшево с бабушкой и в окна видела такие же сосны и березы. Поэтому и здесь лес растет в своей естественности. Даже мысль о ландшафтном дизайне для меня ужасна.

— Почему-то представлялось, что у вас в доме обязательно будет много фотографий или картин, но их почти нет…

— У меня много работ, которые я покупала сама или вместе с мужем. В основном вся наша коллекция во Франции. Хотя скоро сюда ко мне пере­едут любимые «Праздники». Картину из этой серии Илья Кабаков обещал мне с 1988 года. Наконец-то сделал. Что касается фотографий, то в спальне есть одна работа моего сына (фотографа Тимофея Парщикова. — Ред.), которую он подарил Оливье. Там изображены утки на замерзшей Москве-реке. Оливье был охотником и часто ходил на уток в Камарге, поэтому это фото было для него очень важно. А другие фотографии, которые есть в доме, все из семейного архива Оливье — на них изображены самолеты Моранов. Его дядей и крестным был один из двух легендарных братьев Моран, которые создали авиа­цию во Франции. У нас дома в Париже стоит еще и пропеллер самолета Моранов — скульптурная форма божественной красоты. Для меня она ни в чем не уступает скульптурам Бранкузи. После смерти мужа я все собираюсь перевезти этот пропеллер сюда, на дачу. Я тоже люблю самолеты с детства. Мой папа работал конструктором у Сергея Королева и, когда я была маленькая, часто говорил мне: «Посмотри на небо, какая красота». Самолеты все время летали над нашей дачей в Болшево, так как неподалеку был военный аэродром.

— Сколько часов длится ваш рабочий день?

— 14–18 часов. Я живу искусством. Я нахожусь или в офисе, который тоже проектировал Оливье, или в выставочном зале. В музее экспозиции сменяют друг друга. Каждая выставка — признание в любви к художнику. В начале дня я обхожу залы: работы успокаи­вают, настраивают и дают энергию. То же делаю и перед уходом домой. Иногда брожу по выставке одна, иногда — с друзьями. Каждый раз открываю для себя новые смыслы. Заново радуюсь шедеврам на стенах у себя дома — в нашем музее. Смена экспозиции для меня — трагедия. Я так привыкаю к работам, что нужно найти в себе силы для того, чтобы сконцентрироваться и развесить новую выставку. Залы в музее имеют номера, а я для себя всегда зову их именами художников. И когда новый артист заезжает в чужую «квартиру», нужно перевести дух и настроиться на новую волну.

— Выставки в вашем музее действительно сменяют одна другую с невероятной быстротой. Как вы живете в таком бешеном ритме?

— Жизнь не длится вечно, поэтому за отпущенное время хочется сделать как можно больше. Это инстинкт. Так же, как и инстинкт делиться своим восхищением искусством, поэзией, музыкой, кино, театром. Если что-то приводит меня в восторг, я должна это показать в музее. Через мои руки в прямом смысле слова прошло более полутора тысяч выставок. Когда по ночам стихают телефоны и ты на монтаже решаешь, как заселить в пространство новые работы — 5 см выше или 7 см левее, это счастье. Белое пространство музея — чистый лист, а каждая выставка — новый текст. Его нужно правильно написать на белом листе. Я обожаю белое пространство. Помню, как в своей маленькой советской «двушке» в Ясенево в самом начале 1980-х я на девятом месяце беременности красила стены в белый. Этот цвет я подглядела у финских друзей. В Советском Союзе белых стен не было, как и белых обоев. Поэтому пришлось покупать наиболее светлые и закрашивать. (Смеется.).

— Здесь, в доме, у вас тоже белые стены…

— И зеленые стеллажи — проект Оливье. Между книжными полками он встроил манометры, барометры и другие старинные измерительные приборы, которые сегодня потеряли свою функциональность, но не красоту. Их Оливье покупал на блошиных рынках во Франции. Каждую субботу очень рано утром он отправлялся на Marche aux puces. Лучше всего было прийти туда до рассвета: тогда с фонариком можно было первым выбрать наиболее ценные объекты. Между собой мы называли эти его походы «охотой». Если меня не было в Париже, я звонила и спрашивала: «Как прошла охота?» Иногда он радовался, потому что удалось купить красивое зеркало или старинный абажур, а иногда приходил с пустыми руками. Я тоже люблю блошиные рынки. Но в отличие от Оливье, который всегда знал, что ищет, я там мгновенно теряюсь. Глядя на россыпи «бриллиантов», мне хочется купить или все, или ничего. Уверенно я себя чувствую только в разделе старой одежды. Там я выбираю точно и функционально. Терпения и умения собирать по одной тарелке старые сервизы в течение многих лет, как у Оливье, у меня нет…

— Ольга, а сложно все время быть первой? Вам часто приходилось пробивать стены, ломать стереотипы?

— Я никогда не ставила и не ставлю задачу быть первой. Как писал Мандельштам: «Не сравнивай: живущий несравним». Каждая жизнь имеет ценность, а социальные награды и рейтинги по гамбургскому счету не имеют никакого смысла. В то же время в детстве я много занималась спортом. На соревнованиях надо выкладываться, даже если до финиша ты добегаешь, харкая кровью. Я — перфекционист. И, занимаясь любым делом, стараюсь довести его до лучшего результата, хотя иногда это стоит бессонных ночей и дикой затраты усилий. Я очень строгий судья, прежде всего по отношению к самой себе. Это касается и профессиональной деятельности, и мелочей жизни: посуду надо мыть чисто, пыль вытирать до конца. Кстати, нужно срочно положить замачиваться грибы, скоро придут гости. (Смеется.)

— Ваша работоспособность — она от мамы? Я прочитала, что вам удалось заставить ее уйти на пенсию только в 80 лет.

— Маме сейчас 92 года, и она, к сожалению, ходит на ходунках, так как в прошлом году сломала шейку бедра. Но до этого она жила абсолютно автономно, и все мои попытки помочь ей или найти помощницу по хозяйству заканчивались ничем. Маму я действительно в 80 лет оторвала от того, что она делала всю жизнь — учила немецкому языку. Она была гениальным преподавателем, могла стул научить. Но вот меня не научила… На мой вопрос, почему так вышло, она сказала: «А ты не хотела». Я говорю: «Ну какой же ребенок хочет учиться?» (Смеется.) Выйдя на пенсию в 80, мама неожиданно начала писать статьи про кино. Получалось очень неплохо. Порекомендовать ее как журналиста в знакомые мне издания было бы странно. Поэтому на вопрос, где она может опубликовать свои статьи, я посоветовала ей найти сайты про кино. Она быстро, лучше, чем я, освоила Интернет и нашла два электронных издания, которые печатали ее статьи девять лет. Когда сайты закрылись, а маме было уже 89, она просила меня только об одном: «Найди мне работу, я не могу жить, ничего не делая». Для меня тоже жизнь и работа — синонимы. Самое большое интервью, которое я дала с удовольствием, было газете «Есть работа». Оно называлось: «Счастье — это когда есть работа».

— А когда же вы находите время на себя?

— У меня не всегда есть возможность подумать о том, как организована моя жизнь. Муж брал часть этих вопросов на себя, думая о нашем быте. Я бы никогда ничего сама не построила — вот эту дачу, например. У меня на это не хватило бы времени. Я живу на работе. МАММ сегодня — один из самых посещаемых музеев в России. Значит, то, что мы с коман­дой делаем, кому-то нужно. Это дает силы. Но радоваться успехам у меня тоже нет времени, потому что каждый день нужно делать что-то новое. И лучше, чем вчера. Будущее всегда интересовало меня больше, чем настоящее.

HELLO! Russia

Мы в Vkontakte                     Мы в Facebook                     Мы в Одноклассниках

baba-deda.ru